Снайпер. Дара (СИ)

— Дарья Руслановна Морозова, — никакого смысла хитрить не было. При современных средствах связи любой чиновник может за долю секунды добраться до её «досье» и сличить хоть фотографию, хоть отпечатки пальцев. Да любые биометрические данные. Но усатому это не потребовалось, он спросил только дату и место рождения, после чего, заглянув в служебные визоры, расписался в толстой книге вместе с провожатыми. То есть, засвидетельствовал принятие задержанной под свою опеку.

Щелкнул замок наручников, отпуская запястья. Провожатые так же молча покинули помещение, а усатый ворчливо завозился с ключами.

— Ишь, носы позадирали, губы оттопырили и важность свою выпятили, — это явно в адрес капитана Семёнова и его напарника. — Как же, как-же, исполнители. Им-то за твою поимку премиальные капнут, а ты для меня даже малой денежки пожалела! — это уже в адрес Дары.

— Так нет у меня бабла, — непонятно, почему ей ни капли не весело?

— На травку, небось, всегда найдётся.

И что, прикажете, отвечать?

* * *

В камере сидело человек пятнадцать. Впрочем, некоторые лежали. Лавка была устроена вкруговую вдоль всех стен, и некоторым досталось достаточно места, чтобы вытянуть ноги и вздремнуть. Поздоровалась и выслушала несколько ответов. Свободное местечко тоже нашлось. Публика, кстати, разноплановая: любые возрасты и манеры одеваться. От «бабулек», до «пигалиц». Против ожиданий, никто не попытался к ней приставать или учить правилам. Может быть, сыграла свою роль камуфляжка и берцы? Она ведь не переодевалась в цивильное, а так, в чём ходила в учебке, в том и угодила прямо сюда.

Вместе с рюкзачком. С рюкзачком! Хм, слышала она, что при помещении «клиента» в каталажку, его «освобождают» от всех вещей, которые описывают и прячут в сейф. Могут и обыскать, кстати. А тут записали имя и заключили под стражу.

Надо подумать. Куда это её засунули? Что за исполнители, и откуда вообще, взялись на её голову эти парни в коптере?

Открыла рюкзак, у неё тут были прихвачены крекеры на дорожку. Достала пачку, вскрыла и пустила по кругу. Ну принято было в детдоме делиться, а тех, кто жрал под одеялом, били.

— Ты откуда вся такая военная? — поинтересовалась тётка самого пролетарского вида.

— Учебку закончила, а тут вдруг барабан, фанфары и добры молодцы из Иммиграционного Департамента.

— У всех одно и то же, — подвела итог девушка лет двадцати пяти. — Только, кажется, начинает всё налаживаться. Вроде, и работу себе приличную подыщешь, и устроишься более-менее, как откуда ни возьмись, прилетают выдворители, хватают под белы рученьки и волокут прямиком к трапу прямого рейса на родную планету.

— А когда нас отправят? — поинтересовалась бомжеватого вида среднего возраста тётушка, устроившаяся у самого окна.

— Рейсы каждый день, — вздохнула та, у которой что-то налаживалось. — Только бы выходные пережить, завтра да послезавтра.

* * *

Туалет был в глубокой нише со входом прямо из камеры, отгороженный от нее скрипучей решеткой. Эта крохотная выгородка являлась единственным местом, где можно ненадолго остаться одной. Потому как стоило туда сунутся еще кому-нибудь, как перед камерой мигом появлялась пара крепких охранниц — видимо вход в место размышлений контролировала камера от двери, про другие варианты думать не хотелось.

Еду приносили трижды в день в одноразовых упаковках. Скудные пайки, безвкусные и безликие, хотя и с претензией на какое-то оформление блюд. Матрасов, постельного белья и других излишеств здесь не наблюдалось. То есть даже на тюрьму это заведение не тянуло. Не чувствовалось и усидевшегося коллектива заключённых, где роли распределены, а статусы установлены. Напоминало это сообщество случайных попутчиков, собранных вместе по воле случая.

Одна девица попыталась согнать бабульку с рублёвого места, где можно было вытянуть ноги вдоль лавки, но Дара просто посмотрела на неё, и зарождающийся конфликт рассосался. Тоска, разговоры за жизнь, от которых на душе становится противно, жалобы на судьбу, на чужую подлость или равнодушие властей предержащих. Мимолётное хвастовство, после которого обязательно следует самообличение. Дара стискивала зубы, чтобы не заскрежетать ими от надоевшего хуже горькой редьки переливания из пустого в порожнее.

Через два дня, на третий, не дав разлепить глаза после полубессонной ночи в сидячем положении, её вызвали на «собеседование».

* * *

— Ну-с, милая барышня! Отчего, скажите на милость, вы не изволили явиться в отделение Иммиграционного Департамента для оформления продления разрешения на дальнейшее присутствие в метрополии?

Во барабанит! Дара только плечами пожала. Нечего ей ответить.

— Вот в том-то и дело, что у вас нет никакого формального основания оставаться долее в стране. И возвращаться на родину не желаете. Что же, если вам нечего к этому добавить, — длинная пауза, видимо в ожидании встречного предложения, — то часа через четыре Вас доставят прямо к трапу вертикальника, убывающего рейсом Земля-Прерия. До тех пор — ступайте в камеру.