Когда мы вышли на берег, то попросили закурить, стараясь держаться спокойно. Немцы тоже с нами закурили. Ко мне подошёл офицер и потребовал сдать оружие. Я отказался и объяснил ему по-немецки, что мы парламентёры, прибыли с предложением для них, сдаться в плен. Тогда офицер сказал, что нас ждёт командир батальона, и проводил в блиндаж. Пока шли, видели траншеи закрытые сеткой, чтобы с воздуха было не видно. В укрытиях заметили пушки и миномёты.
В блиндаже за письменным столом сидел немецкий майор в фуражке. Я держал на плече свою винтовку, а под шинелью нащупал гранату и почувствовал себя спокойнее. Трое красноармейцев тоже пришли со мной, а Генрих остался в лодке.
Мы вошли в блиндаж, майор встал из-за стола, пожал мне руку и предложил сесть на стул, а моим ребятам на лавку. Затем велел, находившимся там немцам, оставить его с нами одного и они удалились.
– Сколько тебе лет? – спросил он меня по-немецки.
– Двадцать, – ответил я.
– Я подумал, ты старше. Выглядишь, как тридцатилетний. А где до войны жил?
– В Ярославской области, в районном городе Данилове.
Майор снял фуражку, поправил рукой прилизанные тёмные волосы и продолжал говорить спокойно, словно мы старые знакомые.
– В мирное время я долго работал торговым представителем, часто ездил в Киев и общался с русскими. Интересно, ты правильно говоришь по-немецки, без акцента. Но твой словарный запас ограничен. У тебя родители немцы?
– Нет, я в школе изучал немецкий язык, и моя бабушка знала четыре иностранных языка, в том числе и немецкий. После этого он начал говорить по-русски, объяснив это тем, что мои ребята будут знать, о чём мы говорим.
И вдруг он резким тоном спросил:
– Зачем пришли?
– На переговоры.
– Врёшь. Вы с оружием и пьяные. Вы случайно сюда приплыли…
Я взглянул на своих солдат, они сидели с красными лицами, видно, что выпивши. Весь блиндаж наполнился винным перегаром. Пришлось сказать майору правду:
– Господин майор, нас угостил самогонкой Генрих, который сидит в лодке. Мы, действительно выпивши, и мы не знали, что вас на острове много, мы думали, что здесь человек десять дезертиров прячутся. Командир полка послал меня и этих солдат посмотреть, кто тут бегает по острову, а если удастся поймать кого-либо, то привезти назад на лодке.
Майор очень серьёзно посмотрел на меня, опустил глаза и сказал:
– Большинство наших солдат готовы сложить оружие, но есть среди нас фанатики, они убьют и вас и меня.
Затем он крикнул в сторону дверей:
– Курт, зайди сюда!
В блиндаж заглянул солдат с испуганным лицом, он видимо подумал, что тут назревает заваруха, и держал автомат наготове.
– Позови оберлейтенанта! – властным тоном произнёс майор.
Солдат исчез, и через минуту в блиндаж забежал молодой оберлейтенант, держа руку на кобуре пистолета. Он, значит, тоже был рядом, если так быстро появился.
– Где командир батальона и эсэсовец? – спросил майор оберлейтенанта.
– Они у себя в бункере, – ответил тот.
Майор стал звонить куда-то по телефону. Что там ему сказали, мы не слышали. Он схватился за голову, склонился над столом и так сидел несколько минут. Офицер и мы, волнуясь, смотрели на него.
Подняв, голову он произнёс по-немецки:
– Командир батальона и эсэсовец удрали на катере, а нас бросили…
Я перевёл ребятам эту фразу. Они обрадовались и сказали, что теперь легче будет уговорить остальных солдат сдаться. Майор пояснил свою озабоченность. Он был помощником командира батальона, а командир артиллерии ему не подчиняется, и у них теперь больше нет катера. На берег не на чем будет переправляться.
– Советские войска штурмуют центр Берлина, война скоро закончится, – сказал я, пытаясь внести ясность.
Майор оживился и спросил:
– Правда, что Гитлер убит? В чьих руках Пилау?
– Про Гитлера я не осведомлён, а Пилау заняли советские войска, сопротивляется пока только крепость. Её сейчас усиленно бомбят, – пояснил я, прислушиваясь к канонаде.
В этот момент над нами возник знакомый гул самолётов. В блиндаж вбежали два солдата, с возгласами: «Русские самолёты летят на нас». Я посоветовал помахать белой простынёй, и майор отдал солдатам аналогичный приказ. Самолёты сделали круг над островом, лётчики увидели белый флаг, и улетели. Потом Устинов мне говорил, что самолёты вызвал по рации он, опасаясь, что мы попали к немцам в плен.
Вошёл в блиндаж другой офицер и сообщил, что двоих фанатиков из молодёжной организации «гитлерюгенд» разоружили и взяли под арест. Теперь встал вопрос, на чём переправляться на берег. У немцев было две лодки на вёслах и у нас одна. Затем начали спорить, как немцам плыть, с оружием или без него. Я разъяснил, что, если они сдаются добровольно, то их поместят в специальный лагерь, где будут лучше условия, и как закончится война, их отпустят домой. Но для этого надо сдать советскому командованию оружие, чтобы соблюсти эту формальность.