Снайпер-инструктор

Ребята заворочались, и я проснулся. Вновь в полголоса, с заметным акцентом из темноты сказали: «Мы перебежчики, хотим воевать против Гитлера». Снайпера разом скинули одеяла и начали испуганно искать винтовки, шарить руками вокруг. Вспыхнула далёкая ракета, слабо освещая небо. На его фоне я заметил два силуэта в нескольких шагах от нас.

– Хенде хох, ком хир, – выдавил из себя испуганно Костя немецкие фразы с русским акцентом. Силуэты высокого роста, с поднятыми руками подошли к нам почти вплотную. Мы с недоверием направили на них винтовки. Я велел Мише обыскать пришельцев. Он их обыскал и тихо проговорил: «Действительно оружия у них нет, в карманах только документы». Я предложил немцам сесть на одеяла и поговорить. Сказал эту фразу по-немецки, Они же говорили, в основном, по-русски.

– Откуда вы знаете русский язык? – спросил я.

– Мы служили в охране концлагеря для военнопленных и там общались с русскими. Язык изучали специально, на всякий случай. Пленных мы не обижали, а наоборот помогали: тайком носили им еду, водку и лекарства.

– Почему решили перейти на нашу сторону, и чем докажете, что делаете это искренне?

– Мы давно поняли преступную сущность фашизма и думали, как с ним бороться. Мы принесли вашему командованию ценную военную карту, и знаем расположение группы армий «центр», которые воюют против вас.

– Мне известно, что концлагеря охраняют эсэсовцы. Вы состоите в эсэс? – задал я каверзный вопрос.

– Да, мы состояли, но формально. В концлагере нас арестовали во время передачи продуктов русским, и хотели за это расстрелять, но потом отправили в штрафную роту на фронт. В пути, из вагона, мы сбежали и собирали разведданные для вас. Миша посочувствовал этим немцам и посоветовал скрыть свою принадлежность к эсэс, ведь эсэсовцев у нас часто расстреливали и даже вешали. Как потом я узнал, перебежчики так и сделали.

Константина и Мишу я оставил в засаде, а сам повёл немцев в роту разведчиков, прямо к Винокурову. По дороге немцы признались мне, что обнаружили нашу засаду сначала по огонькам сигарет, а затем слышали, как мы храпели, когда уснули. Я оправдался перед ними, что мы простужены, поэтому и уснули. Про себя я подумал, что мне везёт, ведь если бы на нас наткнулись другие немцы, то был бы печальный конец в моей биографии, и сделал соответствующие выводы. Но главный вывод, что я какой-то везучий. Уже несколько раз я мог быть убитым, но кто-то свыше отгоняет смерть от меня.

В блиндаж к Винокурову я привёл перебежчиков ещё до рассвета.

Часовой испугался не на шутку, когда я вышел из темноты с двумя здоровенными немцами.

– Это кто такие? – выпучив глаза, спросил он.

– Это свои немцы, – смеясь, объяснил я.

Винокуров спросонья тоже долго не мог понять, почему эти парни в немецких мундирах желают воевать на нашей стороне, хотя в других полках такие перебежчики имелись, человека три или четыре. После того, как Винокуров пообщался с немцами, я уговорил его оставить их в блиндаже до подъёма. Он согласился и нашёл место для сна своим странным гостям. Я тоже очень хотел спать и пошёл в землянку к снайперам.

Рано утром меня разбудили, командир полка вызывал срочно в штаб. Сонный, с опухшим лицом, вошёл я в блиндаж, где уже совещались офицеры. Они обсуждали план прорыва вражеской обороны. Здесь находился и Винокуров. Он успел до моего прихода доложить сведения, полученные от перебежчиков. Наш полк держал фронт на этот раз, протяжённостью не более трёхсот метров, а дивизия около километра. Напротив нас гитлеровцы заминировали места, где танки могут преодолеть реку. Дело в том, что западный берег реки Шеймены был крутой и обрывистый, только там, где русла, впадавших в реку двух оврагов, срезали обрывы, танки могли бы проехать. Но эти овраги, как раз были заминированы.

Командир дивизии полковник Волков, присутствующий на совещании, тоже выглядел усталым и опухшим. В его сузившихся глазах блеснул злой огонёк. Строго глядя на меня, он поставил задачу снайперскому взводу; обеспечить прикрытие сапёрам, которые будут разминировать проходы для танков и пехоты. Он сказал, чеканя каждое слово:

– Держите на прицеле все огневые точки, чтобы немцы боялись высунуться из окопов и дзотов.

А Приладышев добавил:

– Собери всех снайперов, даже тех, кто на отдыхе. В двенадцать часов начнётся наступление, и к этому времени должно быть всё сделано. Ясно?

– Так точно, товарищ полковник, – ответил я.

– Надо говорить «гвардии полковник», – поправил меня сердито Волков. – И Приладышев пока ещё подполковник. Всё, старшина, иди, выполняй!

Про полковника Волкова я много слышал хорошего от бывалых солдат. Он, как и многие командиры, был участник Гражданской войны, до звания полковника дослужился в годы Отечественной войны. Это был храбрый и справедливый командир. После войны я знал, где он живёт и хотел с ним встретиться, но не успел, он умер в начале шестидесятых годов.

––