Снайпер контрольный не делает

– С ума сойти! – всплеснула она руками. – К чему такая спешка?

– Юля… Если ты сделаешь это позже, кино может не состояться.

– Ну хорошо, Алданов. У меня есть один типаж. Кстати, какого роста твой герой?

– Метр девяносто.

– Да, точно! – даже обрадовалась Юлька. – Позвони мне после двух.

ОН хочет представления, шоу. ОН его получит. В постановке профессионального режиссера… Недаром меня называют Факиром. Полковник прав, это связано с моей фантазией и склонностью к нестандартным решениям. Мне вновь вспомнились слова из интернетовской распечатки:

«Я скоро остановлюсь. А потом уйду сам». Но прежде ОН решил расплатиться по всем долгам. Я обязан опередить его. Хватит уже… Нет Пеха, нет Аркана. Да и я вовремя зеленые блики разглядел. Хотя чувствую, меня ОН валить не хотел. А вот предупредить имел желание.

Номер, который я затеял, был откровенно циничен. Впрочем, режиссеры в большинстве своем циники, зачастую довольно сволочные. Например, работал я ассистентом на картине у одного мэтра. Мэтр тот был знаменит еще в советские годы целой серией картин о молодых современниках и их пламенных делах и свершениях. В девяностые он резко перестроился и стал снимать разоблачительное кино об ужасах сталинщины. Фильмы эти были столь же фальшивы и надуманны, сколь и дешевые драмки о рабочем классе, снятые в семидесятых. Их никто не смотрел, поэтому мэтр переключился на эротические мелодрамы с криминальным сюжетом. Здесь он преуспел, поскольку при всех своих недостатках был крепким профессионалом-ремесленником. Так вот, по сюжету нового фильма снимался эпизод с плачущим пятилетним мальчиком. Над чем мальчик должен был так горько плакать, я не помню, кажется, погиб или заболел кто-то из его близких. Мальчика нашли талантливого, разумного и исполнительного. Все предыдущие эпизоды с его участием были отсняты без сучка без задоринки. Но вот сымитировать плач талантливый ребенок никак не мог. Это и для взрослого актера задача непростая… Ну а чего ребенку плакать, когда кругом все так замечательно, такие добрые тети и дяди ходят кругом.

Таким образом, работа встала. Мальчик стоит в декорациях, оператор и камер-мен приглушенно матерятся, девушка с хлопушкой за голову схватилась, главный герой нервно курит сигарету за сигаретой. Режиссер отошел в сторону и подозвал к себе меня и Стаса, моего соученика по режиссерским курсам, также осваивающего профессию на ассистентском поприще. Правда, учился он у другого мастера.

– Делайте что хотите, но мне нужен плач! – негромко, но категорично заявил нам мэтр. – Громкий, отчаянный, пронзительный.

– Может, за кадром его потом дать? – возразил я. – Актриса какая-нибудь поплачет при озвучке.

– Ага, Клару Румянову вызову! – с нарастающей злобой проговорил мэтр. – На все про все двадцать минут, и чтобы он рыдал, как Ярославна!

Стас дипломатично молчал.

– Ну не подзатыльники же пацану отвешивать? – не уступал я.

– Алданов, тебе, я вижу, такая профессия не по душе? – с явной угрозой произнес мэтр. – Подзатыльники не подзатыльники, придумывай! Или даром курсы закончил?

Я ничего не ответил. Вылетать из обоймы легко, назад вернуться практически невозможно. Два года учебы псу под хвост? Мэтр отправился к грим-вагену,[3] а Стас заговорщицки усмехнулся и хлопнул меня по плечу:

– Зря волну поднимаешь! Через пять минут будет мэтру «плач Ярославны».

– Ты чего надумал? Это же ребенок, он в школу еще не ходит.

– Не беспокойся, Вовка. Никаких подзатыльников! Я его и пальцем не трону.

– Смотри, – произнес я.

Стас мило улыбнулся и быстрым шагом направился к нашему юному актеру. Наклонился к мальчику, затем махнул оператору. А через пару секунд раздался отчаянный детский рев…

– Браво, Стас! – Мэтр одобрительно хлопнул моего соученика по плечу и укоризненно посмотрел на меня.

Я отошел в сторону, закурил. Тогда я еще был подвержен этой пагубной привычке. Часть съемочной группы смеялась, но другая стыдливо прятала глаза. Мальчик продолжал плакать, и его как могли успокаивали бабушка, девушка с хлопушкой и фотограф. Кадр был снят, звук записан, поэтому рыдания более не требовались. Каким образом Стасу удалось выполнить требование режиссера? Да очень просто. Мальчик на съемках не расставался с любимой игрушкой – маленьким розовым слоненком. Симпатичный слоник такой, точно из песенки «Где баобабы вышли на склон, жил на поляне розовый слон». Слоненка ребенок доверял лишь бабушке, а так старался из рук не выпускать. Даже имя ему придумал – Тимка. Так вот, Стас подходит к бабушке, берет у нее из рук слоненка Тимку и на глазах мальчика откручивает Тимке пластмассовую голову. Откручивает с треском, а затем как ни в чем не бывало протягивает ребенку покалеченную игрушку… И тут же в работу включается оператор.

– Нехорошее дело ты сотворил, Стас, – сказал я потом соученику.

Хорошо, хоть сдержался. Драка на съемочной площадке – вещь последняя.

– Это же игрушка, – отозвался Стас. – Поплачет и забудет. Родители еще купят. Простой съемочной группы лучше?