Снайпер. Шестипалая. Чума насилия

– Жаль, что вы все-таки решили ее смутить. – Джерико остановил машину и повернулся к Бауману. – Вам не удастся купить меня на уловку с детьми. Кто-то хладнокровно пытался меня убить, и я не успокоюсь, пока не выясню, кто именно.

– Все хорошо, что хорошо кончается, – ответил Бауман. – Слава богу, что вы отделались царапиной.

– Но в следующий раз я подставлю спину!

Он снова включил мотор, и остаток дороги они проделали в молчании. Заглушив мотор, Джерико положил в карман ключи, но остался сидеть на своем месте.

– Есть последняя возможность во всем разобраться, – сказал он Бауману.

– Я не понимаю, – ответил Бауман, не переставая улыбаться.

– Мне кажется, вы знаете, кто стрелял и зачем ему это понадобилось.

– Глупости! Я не стал бы скрывать от вас, старина, если бы мне это было известно.

Завтрак в семействе Бауманов был сервирован в стиле викторианской Англии. На сервировочном столике стояла жаровня, чтобы подогревать кушанья, резное блюдо с холодной ветчиной и рядом с ним острый как бритва нож. Стоял огромный, как в гостинице, тостер, в плетеных корзиночках лежали румяные английские булочки; кроме того, подали грейпфруты, разрезанные на половинки, салат из свежих фруктов в широкой и низкой салатнице, апельсиновый и томатный сок, коктейль из моллюсков с соусом «табаско», вустерширский острый соус и бутылку импортной водки. Словом, были предусмотрены все средства для борьбы с возможным похмельем. На одном из подогретых блюд лежали ломтики мяса, обжаренного в сметане, на другом – жареные почки, на третьем – яйца и сосиски. На электрических подогревателях стояли два громадных кофейника.

Перед Лиз Бауман, сидевшей во главе длинного стола, стоял стакан, в содержимом которого Джерико угадал «Кровавую Мэри». Она курила. Остальные, за исключением Боба Уилсона, наполнили свои тарелки и приступили к завтраку. Когда Джерико с Бауманом вошли в столовую, все замерли. Боб Уилсон поднялся им навстречу.

– Проверили? – спросил он у Джерико.

– Да, – ответил Джерико. – Ни черта он не видел и ни черта не слышал.

– Это был Нельсон? – поинтересовался Томми Бауман.

На его тарелке громоздилась гора сосисок, яиц и оладий. Рядом с прибором стоял высокий стакан молока.

– По-видимому, нет, – ответил Бауман. Он подошел к столу и взял бутылку с водкой. – Скорее всего, это был кто-то из деревенских сорванцов или приятели из вашей коммуны, Дэвид.

Его неживая улыбка нацелилась на младшего Прентиса.

Юный Прентис вскинул голову. До сих пор он сидел с отсутствующим видом и, казалось, ничего не слышал. Рыжая Джуди хихикнула.

– Сколько можно обвинять их во всем, что происходит в этом чертовом городишке? – воскликнул он, и его глаза воинственно сверкнули.

– Дэвид! Выбирай выражения! – вмешался Уайли Прентис, весь облик которого говорил о жесточайшем похмелье.

– Черт! – снова выругался Дэвид. Джуди снова захихикала.

– Что представляет собой эта ваша коммуна? – поинтересовался Джерико.

Он тоже подошел к столу и налил себе стакан апельсинового сока.

– Кучка хиппи, живущая в старом поместье Уолтура, – объяснил Боб Уилсон. – Практически неуправляемое племя. Секс, травка и прочее.

– Вы их не понимаете, старина, – возразил Дэвид.

– А что тут понимать? – вмешался Бауман. Он налил себе полную рюмку водки и выпил. – Просто банда длинноволосых извращенцев.

Дэвид вскочил так порывисто, что его стул опрокинулся.

– Кто бы говорил об извращенцах! – воскликнул он и выбежал из комнаты.

У старшего Прентиса задергались губы.

– Я должен извиниться за Дэвида, Лиз, – обратился он к хозяйке.

Бауман налил себе еще водки, потом обошел вокруг стола, поднял упавший стул и сел на место Дэвида рядом с рыжей девицей.

– Что такое с Дэвидом? – поинтересовался он, усиленно улыбаясь. – Как вы можете на него полагаться, киска?

Джуди наградила Баумана кокетливой улыбкой.

– В наше время ни на кого нельзя рассчитывать, старина, так недолго и проиграть, – ответила она.

Эрик Трейл, чей завтрак состоял лишь из чашки кофе с сигаретой, искоса взглянул на Джуди, и в его темных глазах мелькнули озабоченность и подозрение. Он проследил за тем, как рука Баумана как бы невзначай легла на оголенное бедро девушки, причем она вроде бы не заметила этого. Этот жест выглядел как привычная ласка между супругами, давно состоящими в браке. Трейл облизнул губы.

– Не так-то легко поверить в этот самый культ любви, который они исповедуют, – заметил он. – Все началось в Голливуде, когда с Шарон Тейт случилась эта история. А потом там были и другие ритуальные убийства. – Он пожал плечами. – Чертовски неприятно, когда на тебя ополчаются собственные дети.

– А у вас есть дети, как вы полагаете? – поинтересовался Мартин Ломекс, сардонически улыбаясь.

Трейл даже не обернулся.

– Я настоятельно и от всей души прошу вас, Ломекс, оставить меня в покое, – сказал он. – Мое первое побуждение при виде вас – разорвать вас на части, кусок за куском.

– Ну-ну! – рассмеялся Ломекс. – Вы же национальный герой Америки.

Джерико грохнул кулаком по столу с такой силой, что китайский фарфор и стекло зазвенели.