Снайпер в Афгане. Порванные души

Левой ногой заступил перед ним и прижался пахом к его лопатке. Левым предплечьем ловлю его шею. Правую ладонь накладываю ему на затылок, а кистью левой фиксирую локтевой сгиб. Хорошо взялся, плотно… руки связались в деревянный ворот. И потянул…

Не руками, не спиной и даже не ногами. Всем естеством своим начал медленно вытягивать эту суку вверх.

Не было ненависти, не было злости, вообще чувств не было. Только ощущение запредельной гармонии, слияния с окружающим, с миром… как пробуждение от сладкого сна… как наслаждение суровым черным блюзом… тягучее, мягкое, сонное, теплое… с истомой…

Киргиз что-то хрюкнул вначале и начал судорожно скрести руками. Я видел, как его ногти, обламываясь и кровоточа, сучили по моему плечу.

Я не торопился… мы со временем на «ты»…

Вообще это быстрый прием. Есть три варианта: можно потянуть пальцами, и, если повезет, пережмется сонная артерия. Можно и нужно давить рукой в затылок, опуская голову вниз и проворачивая левую руку от себя, лучевой костью загоняя ему кадык по самое «не хочу». И этого я не делал. А можно вообще отпустить его колено и, зашагнув правой за левую ногу, не отпуская головы, резко повернуться всем корпусом.

Вот интересно, какая картинка перед глазами, если твоя башка, обернувшись на 270 градусов, «равнение налево» делает?

Но и проворачивать я тоже не стал… Я его душил тупо, как тогда говорили – «на физике», и не давая никаких шансов. Долго и наверняка очень мучительно.

Передо мной выросли двое – Сашка Михеев и Санек Катаев. Что-то кричали, но руками не трогали. Страшно…

Киргиз начал конвульсивно дергаться. С последним рывком тела я его отпустил, обошел упавшее тело и прошел сквозь очумевших пацанов…

Мне было хорошо…

Все встало на свои места…

Я отстоял свой пост…

Азадбаш – умер…

Я – выздоровел…

* * *

Как пацаны его откачивали и как плоскомордого приводили в себя в санчасти, я не спрашивал. Все равно… На разборе полетов мой взводный пообещал добить Киргиза по выходу с губы (новый ротный, капитан Степанов, после краткого разбирательства залупил тому «десятку»).

Мои дембеля пожали плечами: на хрен тебе это надо? Что тут можно объяснить – мне двадцать лет понадобилось на осмысление!

Деды посмеялись…

Молодые причислили к лику…

Вечером того дня я лежал в своей палатке и отдыхал душою. Зашел мой «младший брат» Санек Катаев:

– Глебыч, там с тобой Михеев поговорить хочет…

– Меня что, командиром батальона назначили?

Санек не понял. Смотрит.

– Да пусть заходит, Саня, вы че тут официалку разводите!

– Да ладно, Глебыч, не выделывайся, выйди к пацану.

– О-о-о…

Выхожу. Сидит в курилке несчастный Санек Михеев. Подсаживаюсь. Он бросает свою сигарету, вытаскивает пачку «цивильных» – с фильтром. Закуриваем. Молчим…

– С Юрцом все нормально…

Я отвечаю:

– Хорошо…

Юрец – это молодой, выхвативший от Киргиза. Я распорядился, чтобы его кто-то из сержантов сопроводил в санчасть на медосмотр. Мало ли чего, может, он стесняется. Я-то удар видел, и мне плевать на заверения, что, мол, все нормально – не попали.

– Я этому урюку отнес на губу чай и хлеб…

Что, братишка, совесть взыграла? На кой она тебе, родной, в этом мире уродливом? Спрашиваю:

– Не подох?

– Нет… Поначалу периодически задыхался, но потом ничего – оклыгался.

– Жаль…

– Не знаю… Врачи говорят, могут быть последствия. Серьезно…

– Не будет ничего.

– В смысле?

– Ничего, расслабься…

Докурили. Попрощались. Разошлись.

Он пошел по своим замстаршинским делам, а я к Толяну, в «пятую». Хоть и не друзья, но на косячок сообразить с ним всегда можно было.

Хороший пацан был. Санька Михеев. Погиб глупо. Дома, сразу после армии. Перекинулся на тракторе в своей Ростовской области…

* * *

Вот такая вот история… про стойких оловянных солдатиков.

Файзабад

Светлой памяти Сергея Звонарева и Александра Катаева посвящается…

Нас не нужно жалеть,

ведь и мы никого б не жалели.

Мы пред нашим комбатом,

как пред Господом Богом, чисты…

Семен Гудзенко.

Мое поколение, 1945 г.

Цезарь

Второму мотострелковому батальону крупно повезло: у него было сразу два патриарха, две живые легенды – майор Масловский и капитан Ильин. Первый – комбат, второй – начальник штаба батальона.

Хороший тандем, хотя близкими друзьями они никогда не были, что, впрочем, и неудивительно: слишком уж разные, непохожие.