Кира дослала патрон в патронник и срослась с винтовкой. Два выстрела прозвучали так ладно, что почти слились в один. По склону прокатилось эхо. Почти сразу взлетела осветительная ракета. Ощупывая окружающую территорию, заскользили прожектора. Зашипела рация, запрашивая, почему стреляли. Тамара спокойно, по-военному отчеканила, что пресекли попытку разминирования взрывного заграждения. Когда дали отбой, Кира отпустила винтовку. У нее заметно дрожали руки.
— А если они случайно там оказались? — прошептала она побледневшими губами.
— Ага, случайно… ягоду ползуниху собирали.
Тамара, взглянув на Киру, поняла ее терзания.
— Эй, девочка, а ну-ка стоп.
Тамара легко встряхнула ее за плечи.
— Слушай меня внимательно! Повторяю последний раз. Ты приехала на войну. На том берегу друзей нет. Либо ты их, либо они нас. Без вариантов. Третьего не дано. Быть здесь, сейчас — это твой осознанный выбор. Вот и прими его с честью. Путь воина тяжел и тернист, но богоугоден. Поэтому соберись. Ты сдала этот экзамен на отлично. Толк будет.
Кира молчала. Накативший мандраж сам собою начал проходить, как бы впитавшись в Тамарины ладони. Ее перестало потряхивать. Через несколько минут стало легче.
— Том, а что они делали?
— Пытались проход сделать по нашему минному полю.
Тамара задумалась о чем-то своем, а Кира, не мешая подруге, разглядывала в свете появившейся луны помеченные смертью тела. К ним никто не спешил — кандидатов на ночной подрыв, видимо, не нашлось.
Позднее, когда их сменили, девчонки ушли в свою палатку. Не сговариваясь, молча сели за стол и какое-то время продолжали так сидеть, глядя на горящую свечу в алюминиевой кружке. Понимая, что сна уже не будет, Тамара заговорила:
— Ты знаешь, Кира, вся суть даже не в том, что сегодня «чехи» пытались сделать себе тропинку, а в том, что кто-то ведь им подсказал, откуда лучше подойти и где можно разминировать, а куда лучше не соваться. Вообще-то больше половины заграждения Лева ставил — он сапер матерый, у него незаметно фиг что извлечешь. А вот там, где ты сегодня счет свой открыла, — там Ванька, солдатик молоденький, самые простые растяжки сделал. И вот вопрос — откуда «духи» узнали про это слабое место?
Кира удивилась такому повороту:
— Случайность… наверное. — И внезапно сама осеклась.
— Что-то последнее время слишком уж много случайностей стало. — И, секунду подумав, то ли подбирая слова, то ли решая, говорить ли Кире это или не стоит, продолжила:
— Предатель у нас сидит. Сливает «душкам» информацию… — И, как бы открываясь перед напарницей, жестко закончила: — Вот ведь что самое паскудное: не вижу я его, нет картинки. Гнетет это меня, из себя выводит, но сделать ничего не могу. Оберег какой-то сильный у него. — И, помолчав, добавила: — Послушай, Кирюха, еще одну историю… Говорят, что женской дружбы нет. Не согласна. Была у меня подруга старинная — Рита. Женщина редкой душевной доброты. Врачом, военным хирургом работала. Начинала еще в Афгане. Стольким парням жизнь сохранила. Почти безнадежных вытягивала. Ноги, руки по косточкам собирала. Был у нее в этом талант. Всегда веселая, легкая, светлая и совершенно бескорыстная. Больных оптимизмом заражала, так что сразу жить хотелось. Такая мощь в ней была и еще любовь христианская к ближним. Редко таких людей встретишь. Бриллиант.
А какая она подруга была. Представляешь, вот вроде дар у меня, а она всегда знала, когда ко мне в гости прийти надо. Если тоскливо на душе, мает, гнет что-то, придет — и как рукой все снимет. Если радость какая, так больше меня радуется, смеется. А знаешь, как она под гитару пела, как будто душу наизнанку выворачивала. На всех праздниках первая заводила. Настроение создать умела, так чтоб всем тепло было.
Когда первая чеченская грянула, Рита в командировку вновь засобиралась. На работе сначала отпускать не хотели, таких врачей еще поискать надо. К ней на операцию люди в очередь записывались на несколько месяцев вперед. Большие деньги предлагали, только ей это всегда все равно было. Добилась все-таки, чтоб опять в пекло ехать. Врачей тогда на передовой не хватало, а у нее опыт в военной хирургии огромный. Нужна она там была. Так бывает, когда человек чувствует, где место его. Никогда не забуду, как прощались на перроне. Был поздний вечер, и состав освещался желтыми яркими фонарями. С неба неожиданно начал падать густыми огромными хлопьями снег, и асфальт быстро стал весь белый. Кругом суета. Народу полным-полно. Прощаются, пьют, смеются и плачут. Включили «Славянку». Все стали загружаться. Она грустно улыбнулась, обняла меня и прошептала:
— Я вернусь. — И запрыгнула на подножку вагона. Поднялась и махала рукой, долго, пока состав не скрылся из вида. А я махала в ответ, в темноту, и слезы душили меня, разрывая грудь. Уже тогда в душе было понимание, что не вернется. Видение было, как лицо ее покрывает снег, словно саван, и не тает.