Снайперские дуэли. Звезды на винтовке

Выстрел за выстрелом посылал я в спины наступавших фашистов. Пока это удавалось легко: фашисты не видели меня и не могли слышать моих выстрелов. И ведь не только же от моих пуль они падали — мне очень хорошо было видно, как отбиваются от гитлеровцев наши бойцы. «Лишь бы там были живы командиры, хотя бы один!» — думал я, в который уже раз перезаряжая свою снайперку.

Санинструктор Князев, давно уже расстрелявший из «нагана» все свои патроны, кроме трех, оставленных «на всякий пожарный случай», как он сказал, следил сейчас за моей стрельбой и подсказывал:

— Вон, слева, офицер появился, руками машет. Сейчас в траншею спрыгнет. Бей же его! — кричал он, и я мгновенно усмирял не в меру ретивого фашиста. А когда очередной немец замертво падал от моей пули, Анатолий подсчитывал, забавно приговаривая:

— Двенадцатый отыгрался!.. Семнадцатый приказал долго жить!.. Вознесся на небеси двадцатый!..

В такой лихорадочной стрельбе, в боевом азарте я не заметил, как и сам начал вслух приговаривать перед тем, как уложить следующего фашиста:

— Ну, молись Богу! Царствие тебе небесное, сук-к-кин ты сын!..

И, снова посадив на мушку очередного гитлеровца, плавно нажимал на спусковой крючок:

— Преставился, гад?

Однако, опомнившись, сказал Князеву:

— Слушай, не гуди ты мне тут под руку! Всех все равно не сосчитаешь. Давай-ка лучше делом займись — помоги вон Сергею дверь открыть! Ведь в случае чего — не выскочить нам отсюда!

Радист Сергей Аксенов уже давно пытался открыть дверь землянки, но все безуспешно: она была зажата трупом фашиста, которого санинструктор Князев свалил выстрелом из нагана в упор, прямо через щель. Князев пришел на помощь Сергею, и дверь наконец поддалась. Через нее выскользнул наружу Аксенов, прихватив с собой несколько ручных гранат и оборванный кусок телефонного шнура.

Отсутствовал Сергей недолго. Едва успел он где-то неподалеку соединить концы перебитого осколком снаряда провода, как в землянке тут же зазуммерил телефон.

Князев подошел, взял трубку.

— Алло, алло! «Ромашка»! Почему молчите? Говорит «третий»! Что там у вас? Вы слышите меня? Доложите немедленно обстановку!

— «Третий» спрашивает обстановку! — посмотрев на меня, сказал Князев. — Начальник штаба батальона звонит! — для убедительности добавил он.

— Ну и доложи! Ты что, не знаешь, что ответить? Тогда скажи, что… — Но я не успел договорить, как в землянку пулей влетел Аксенов. Вслед за ним раздалось несколько разрывов.

— Опять бросать начали, сволочи! Ну как? Порядочек? Заработал? — И он выхватил у Князева телефонную трубку: — Товарищ «третий»! Докладывает радист Аксенов! Телефонист убит, связь я только что восстановил. Нас на КП сейчас трое: снайпер Николаев, санинструктор Князев и я. Мы отбиваемся от немцев, они перекатываются через нас, прут на траншеи роты…

— Скажи, что просим огня артиллерии на себя! Пусть ударят по лощине покрепче! Вон их тут сколько — всех не перестреляем, — подсказал я Аксенову.

— Товарищ «третий»! Николаев просит «огурцов» на лощину, и пусть бьют прямо по КП! Только скорей! Немцы могут ворваться в землянку! Их очень много, они забрасывают траншеи гранатами. Николаев бьет их прямо через окно…

— Вас понял. Где комроты?

— Пока не знаем. Ушел в роту сразу же после бомбежки. Связи со взводами нет, восстановить ее сейчас невозможно — кругом немцы. Из землянки выйти не можем. Дайте скорей огня!

— Держитесь, сейчас дадим им прикурить! Из землянки не выходите, корректируйте оттуда огонь!

Разрывы снарядов и мин заглушили голос из штаба — по лощине начала бить наша артиллерия.

— Отлично, «третий», отлично! Спасибо за огонек! Теперь доверните чуть вперед, метров на пятьдесят, к насыпи. Немцы бегут сюда, на КП! Не бойтесь за нас, бейте по землянке! — кричал Аксенов в телефонную трубку.

Я бил по отступавшим в страхе фашистам — прямо им в лицо. А над лощиной уже сгущались сумерки, видимость заметно ухудшилась.

— Двадцать восьмой! — продолжал подсчитывать Князев мои попадания. — Ну, кажется, это последний сегодня, а?

И действительно, над лощиной повисла тишина. Прекратились выстрелы с обеих сторон. Немцы откатились, положение снова было восстановлено. Ночью они к нам не сунутся — в этом мы были уверены.

На войне иногда одного боя, даже протяженностью в несколько минут, бывает достаточно, чтобы он остался в памяти на всю жизнь. В таком бою молодые становятся седыми, тихие — храбрыми, наглец оказывается трусом. В таком бою не только познаются люди, узнаешь и самого себя.

Почти целый день длился этот бой. Я понял, что совсем не боюсь немцев, пусть даже их вдесятеро больше, — потому что ты не один, рядом с тобой товарищи, которые всегда придут тебе на выручку в трудную минуту. А фашистов надо уничтожать, чтобы выжить самому и не дать погибнуть друзьям.

Когда наступила тишина, я почувствовал, как здорово устал, как велико было напряжение. Захотелось сесть, вытянуть ноги, чтобы унять появившуюся противную нервную дрожь в коленях.