Суть моей работы заключалась в следующем. В госпитале лечились два командира дивизии, которые служили в нашей 3-й Ударной армии, но находились в каком-то частном доме. Наши разведчики притащили им трофейный радиоприемник на батарейках. Так вот, рано утром я вставал, шел к ним, прослушивал сводки Совинформбюро, где говорилось о том, что произошло за сутки или за ночь на фронтах, и все это записывал. Сейчас я уже не помню, как с ними познакомился. Могу только сказать, что нашлись люди, которые меня с ними свели. Мне это было, конечно, очень нужно. Они отнеслись к моей инициативе очень положительно. Ведь такие вещи поднимали боевой дух наших солдат. Когда-то я помнил их фамилии. Но теперь, к сожалению, я их позабыл. Помню только, что их дивизии воевали в составе нашей 3-й
Ударной армии. Я старался как можно больше схватить нужной мне информации. Свои «каракули» я передавал свои капитану Приставкину. Впрочем, для себя оставлял тоже экземпляр с записями. На основании моих записок Приставкин читал политинформацию для легкораненых и контуженных, проходивших лечение в госпитале. Моей обязанностью являлось чтение политинформации для медперсонала: врачей и медсестер. Раненые с нетерпением ждали нашего появления. И когда мы зачитывали сводки, где говорилось о том, что наши войска взяли такие-то и такие-то города, люди очень сильно радовались.
Честно говоря, на мои беседы чаще приходили медсестры. Врачи были заняты своей работой и к этому относились как-то не очень. Но все ж таки и они появлялись. Потом в этот процесс у меня втягивалось все больше и больше работников госпиталя. Работа у меня получалась. Ведь я еще до войны много читал книг, а 19 ноября 1944 года буквально перед последним боем мне вручили комсомольский билет (был я в этот день, кстати говоря, немного пьяненьким).
Короче говоря, работа у меня шла довольно хорошо. А потом в жизни нашего госпиталя стали проходить какие-то странные изменения. К нам приходит сначала одна, потом вторая комиссия. Ее члены проверяют состояние здоровья раненых. Тех, кому предстоит пройти более продолжительное лечение, отправляют в другие тыловые госпиталя. Тех же, у кого здоровье более-менее поправилось, выписывают и отправляют в свои части. А меня, смотрю, держат и никуда не отправляют. Таких набралось у нас несколько человек. Среди них, между прочим, оказалось два моих земляка, с одного района. А то все были с Псковской области.
Через какое-то время нас всех собирает начальник госпиталя подполковник Концевой и объявляет: «Нашей
3-й Ударной армии в Прибалтике больше уже нет. Она где-то в другом месте. Мы как армейский госпиталь должны следовать за ней. Куда мы едем, я не скажу. Скажу другое: когда мы будем проезжать, где бы мы ни находились и что бы ни делали, никому ничего не рассказывайте. Ни за что не говорите, куда и откуда мы едем, что у вас за воинская часть. В военной форме человек будет спрашивать или нет, вы ничего не знаете. Ни с кем не вступайте в разговоры. Мы об этом предупреждены, а куда едем – сами ничего не знаем. И лучше, чтобы у вас не было никаких газет: ни армейской, ни дивизионной». Делалось все это, как я понимаю, для того, чтобы немецкая разведка не знала о том, что идет передислокация наших войск, и чтобы она не зафиксировала факт нашей переброски на другой рубеж. Ведь у нас, по сути, оголялся тыл. Поэтому для того, чтобы они не воспользовались этим обстоятельством и не стукнули по нам, соблюдались такие меры предосторожности.
Мы погрузились в эшелон и поехали. Наш путь продолжался трое или четверо суток. На мою долю выпало дежурить сутками по эшелону. Бывало, едем, как вдруг – чух-чух, паровоз останавливается. Нам говорят: «Нет топлива!» Тогда мы выходили на улицу и старались запастись каким-нибудь горючим. Если в лесу нам попадалось какое-нибудь сваленное дерево, мы его брали. Короче говоря, старались любое бревнышко прихватить. Так же брали доски от построек. Всем этим машинисты топили паровоз. Ехали мы довольно медленно. В итоге мы оказались под Варшавой. И если раньше входили в состав 1-го Прибалтийского фронта, то теперь вошли в подчинение 1-го Белорусского фронта. Разместились мы в населенном пункте, которое поляки почему-то называли Джары. Но мы туда, по правде говоря, попали не сразу. Нас до него повезли после остановки эшелона на машине. Наше командование прибыло на место раньше нас. Я же оставался с нашим госпитальным имуществом. Ведь вместе с личным составом госпиталя должны были прибыть госпитальные вещи: книги из библиотеки, игральные предметы вроде шахмат и домино. Я ожидал, когда все это хозяйство прибудет на машинах, чтобы потом все доставить до того места, где размещался наш госпиталь.