Снайперы

Из нашего пребывания в Кенигсберге запомнился еще такой эпизод. Ворвались мы в какой-то музей. Помню, это было двух- или трехэтажное кирпичное здание. Стали ждать, пока соберутся остальные ребята, потому что вся улица простреливалась, и продвигаться дальше было невозможно. Сзади шли пехотинцы, и вслед за нами в музей вбежало несколько солдат во главе с капитаном. Это я хорошо помню. В помещении, где мы находились, стояли витрины, в которых лежали какие-то монеты или медали. Капитан подошел, посмотрел, повернулся к одному из своих солдат и говорит: «Сними сидор». Солдат снял и капитан ему говорит: «Вытряхни все, что там у тебя есть». Солдат вынул сухари, еще что-то. Капитан не успокаивается: «Все, я сказал!» Тот пытается объяснить: «Там патроны и две гранаты». – «Я приказал!» Ну, солдату, что остается делать, вытряхнул все. Тогда тот локтем в шинели ударил по стеклу, подозвал двоих солдат и говорит: «Выньте стекла!» когда они вынули, он стал собирать монеты и складывать в этот мешок. И так он очистил три или четыре витрины подряд… А с нами был старший лейтенант морской пехоты, фамилию уже не помню. Так он выдернул свой «ТТ», подошел к этому капитану и говорит: «Положи обратно!» Мы замерли. Тот что-то стал дергаться, а старший лейтенант говорит: «Положи обратно. Это не тебе принадлежит. Это всем нам принадлежит», и добавил, обращаясь к пехотинцам: «Выйдите вон!» Но они стоят. Капитан заорал на солдат, чтобы они защитили его. Тут старший лейтенант обернулся к нам и говорит: «Наставьте на них автоматы и заставьте их уйти». Автоматы мы не наставили, просто солдаты сами ушли. Остался только этот капитан, старший лейтенант подвел его к лестнице и так его оттуда швырнул, что тот, по-моему, кубарем по лестнице скатился. И кричал нам оттуда: «Я вернусь!», но, конечно, не вернулся. Вот это я лично видел.

Помню, ворвались мы без единого выстрела, кажется в Прейсиш-Эйлау, ныне город Багратионовск. Это было уже после взятия Кенигсберга и немцы сами ушли. Что-то сидели у дороги рядом с домами. Ждали чего-то, курили. И вдруг тарахтение, едет то ли мопед, то ли мотоцикл с узенькими колесами. На нем немецкий генерал и прямо к нам, тепленький… Мы выскочили он аж рот разинул… А придя в себя начал на нас орать. Я все же не настолько хорошо знал немецкий язык, чтобы понять, о чем речь, но с нами оказался переводчик. Такой с черной бородой, фамилию позабыл. Он стал нам переводить, что оказывается генерал орал, что как это вы здесь, тут должна быть наша часть… Как это вы здесь оказались?! Запомнилось, что у него один крест был на шее и второй на груди.

Сейчас много пишут и говорят о наших зверствах в Германии. Кто-то соглашается, кто-то категорически не согласен, а кто-то выбирает серединку. Но очень важно понять одно. Наш народ пришел туда с пепелищ. Потеряв родных, близких, города, деревни… Абсолютно все! У Константина Симонова есть поэма «Ледовое побоище», а т. к. у меня хорошая память, то я запоминаю то, что мне нравится. И я считаю, что вот этот отрывок из этой поэмы характеризует нашу армию, которая вошла в Европу. Как известно это тевтонцы сперва захватили Псков, а Ледовое побоище состоялось уже потом. В этом отрывке речь идет о псковичах:

«Их немцы доняли железом.
Угнали их детей их жен.
Их двор пограблен, скот порезан,
Посев потоптан, дом сожжен.
Их князь поставил в середину,
Чтоб первый приняли напор,
Надежен в черную годину
Мужицкий кованый топор».

И вот когда вошли мы в Пруссию, шли по этой берлинке, непросто было себя сдерживать. Ведь не все же немцы успели убежать, да и сопротивлялись они ожесточенно. Дважды я участвовал в танковом десанте, когда нас сажали на «тридцатьчетверки». Первое, что говорили нам танкисты: «Увидите немца с трубой, сразу стреляйте, иначе и нам конец и вам конец!» Накал боев был страшнейший, ужасный, нечеловеческий, и сдерживать людей было очень непросто. Конечно, замполиты и разные командиры проводили беседы, чтобы помягче относились к мирному населению… Это не значит, что поголовно расстреливали мирное население, но если случалось… Дело не в оправдании тех, кто это делал, но понять то можно?! А как же иначе? Ведь «око за око!» Тут уж ничего не сделаешь, когда позади осталось сожженное и разваленное твое родное…