Однажды в 1915 году, я находился на вершине возвышенности № 63 за окопами, со своим телескопом, и случайно заметил вблизи себя важно расхаживавшего старого фазана. Вдруг в нескольких шагах от него разорвался снаряд, фазан не был задет осколком, но лишь оглушен; он стоял неподвижно и удивленно смотрел на дым, подымавшийся из воронки; в этот момент я мог бы свободно поймать его руками, но строгие приказы относительно сбережения дичи, с одной стороны, и возможность дальнейших разрывов – с другой стороны, заставили меня отказаться от этой соблазнительной мысли; постояв неподвижно несколько времени, фазан видимо пришел в себя и скрылся в ближайшем кустарнике.
Я всегда таил в себе боязнь, что, не смущаясь введением на войне удушливых газов, немцы могут начать применять охотничьи ружья с крупной дробью для обстрела нейтральной зоны. Если бы они это сделали, служба дозоров стала бы положительно ужасной, но немцев удержала либо Женевская конвенция, либо же сознание, что Англия обладает таким количеством охотничьих ружей и патронов, что преимущество оставалось бы на их стороне очень не долго. Несомненно, так было и лучше, ибо принимая во внимание огонь из пулеметов и винтовок, продвижение по нейтральной зоне и так уже требовало огромного нервного напряжения, не говоря уже о возможности получить заряд дроби в лицо.
В начале этой главы я лишь коснулся работы наблюдателей. О ней будет говориться более подробно в следующей главе.
ГЛАВА VI Воспоминания наблюдателя
Я уже говорил, что быстрыми и решительными успехами снайперской кампании мы обязаны были, главным образом, одному обстоятельству. В то время, как немецкие снайперы обыкновенно действовали поодиночке, мы выставляли против них наших снайперов попарно, из которых один – А наблюдал в телескоп и подыскивал цели на данном секторе неприятельской линии, в то время, как другой – Б, его товарищ, держал наготове винтовку и стрелял по целям, подысканным А. В результате на протяжении всего фронта ежедневно можно было слышать разговоры вроде следующего:
А – «Черные мешки. Влево – два фута. Полголовы немца. Эх, черт, скрылся!»
Б – «Сейчас покажется опять».
А – «Вот он».
Б – (Выстрел).
А – «Мимо. 6 дюймов выше, не везет, старина!»
В большинстве случаев, общим результатом такого незначительного происшествия был не только неудачный выстрел с нашей стороны, но и кой-какие наблюдения телескописта А, дававшие иногда весьма ценный материал. Эти наблюдения сразу же заносились в журнал: время – положим 11 часов 18 минут, точное расположение немца, примерно: Сзд 25.85 (по разграфленной на квадраты карте). Эти графы были шаблонные, но уже следующая (цель) было гораздо интереснее; она гласила: голова немца или же «рыжебородый немец» или что-нибудь в таком же духе. Ясно, что именно такие записи были малоценны; но уже записи вроде: «немец с прусской кокардой» или же: «немец с № 119 на каске» – давали положительный материал для разведки. Кроме этих записей, делалась еще отметка о последовавших с нашей стороны действиях; в упомянутом случае следующая графа гласила бы «один выстрел – промах».
Ясно, что наблюдатель (кстати сказать, его работа гораздо напряженнее работы стрелка и потому А и Б менялись ролями через каждые 20 минут, что бы давать отдых глазам наблюдателя) видел многое, что не подходило, строго говоря, под рубрику «Цель». Например: подбрасывание земли вверх было признаком того, что производятся земляные работы. Наблюдение заносилось в журнал с отметкой времени и места по карте и в некоторых случаях это место подвергалось обстрелу из наших траншейных орудий. В других случаях наблюдатель доносил о замеченном им пулеметном гнезде или миномете.
Эта работа предоставляла широчайшие возможности, и наблюдатели доносили множество деталей, которые в большинстве случаев подтверждались разведывательными поисками и предметами, взятыми с пленных и убитых, так что в конце концов наша разведка постоянно была в курсе всего, что происходило на линии противника.
Неоднократно поднимался интересный вопрос, должен ли наблюдатель записывать в свой журнал одни лишь голые факты или же наряду с фактами делать и свои личные умозаключения, – этот вопрос частенько задавался и мне. Я отвечал, что следует записывать и выводы, однако с ясной пометкой, что это вывод самого наблюдателя.
Самый остроумный вывод, чреватый последствиями, был сделан, на мой взгляд, офицером Уоркширского полка. В одном месте немецкого тылового окопа, по нашему предположению необитаемого, была замечена кошка, гревшаяся на солнце. Кошка была замечена снайпером-наблюдателем, и запись о ней в журнале повторялась 3 или 4 дня подряд, такого рода: «Серая кошка, в таком-то месте».