Снайперы

– А ты почем знаешь?

– Да уж знаю, – многозначительно говорит Кузьма.

Они подходят к зимовью.

– Кузьма, ты осмотрись тут.

Дворкин опасливо входит в избушку. В лицо ему целится ствол карабина.

– Эй! – кричит Дворкин. – Что за шутки?

Обросший человек в тулупе с вырванным клоком на груди держит винтовку и не опускает. Дворкин всматривается в его лицо:

– Ты… Ты как тут? А мы думали, тебя волной смыло!

– Узнал, дядя Петя? – говорит бородатый мужчина, опуская винтовку. – Смыло, да я выплыл, вот и брожу два месяца.

– А этих, молодых-то, увезли чё ли?

– Увезли, дядя Петя. Погрузили снасти, рыбу и увезли.

– Вона, значит, как! А я с ними договаривался, что увезу. Рыбы обещали, шкурок.

Озадаченный Дворкин проходит к столу, садится.

– Ладно, коли так. И мне меньше хлопот. – Смотрит на мужчину. – А Дмитрия забрали.

– Меня б тоже забрали…

– А ты убежал.

– А я убежал!

– Петр Николаич! – раздается истошный вопль Кузьмы. – Здесь они, под навесом, теплые еще!..

Открывается дверь, мужчина стреляет не целясь. Кузьма падает, пораженный наповал.

Дворкин вскакивает на ноги, наводит на мужчину свой карабин:

– Брось оружие!

Мужчина откладывает винтовку в сторону.

– Дядя Петя, случайно это, рука дернулась от крика.

– А ну, выходи!

Мужчина идет к двери, переступает через Кузьму. Дворкин бросает взгляд на развороченную пулей голову, но этого мгновения достаточно: его карабин оказывается в руках мужчины.

– Сядь, дядя Петя, потолкуем.

Дворкин возвращается к столу, садится. Мужчина присаживается по другую сторону стола.

– Дядя Петя, успокойся. Да, я сбежал. Почему, тебе не понять. А бежал я при твоей помощи.

– Как при моей? – дергается Дворкин.

– Я твою карту срисовал, – мужчина стучит себя по лбу, – она мне хорошо помогла! Нигде не блудил, прямо так и вышел на место.

– Зачем ты этих, молодых-то?..

– Я, дядя Петя, на их огонь три дня шел, вчера вышел как раз напротив, плот из плавника связал, преодолел протоку. Я, дядя Петя, к людям шел! Я снова в людей поверил! И снова… В общем, встретили они меня пулями. Я упал, лежу как мертвый. Они подошли, а я им песок в глаза…

– Ловко. Не по-нашему. И тогда Пашку скрутил уж очень споро. Как будто обучался где.

Дворкин пытливо смотрит на Андрея, и тот отводит глаза.

– Не будем об этом, дядя Петя. Давай думать, как нам с этими…

– Пусть пока здесь лежат. А придет «Иосиф Сталин», все и расскажем. Как было.

Андрей качает опущенной головой.

– Расскажем, дядя Петя. Как было. – Вскидывает голову. – А было так. Их Кузьма убил.

– Когда? Да и зачем Кузьме убивать их?

– А ты видел шкурки? Вот он на них и позарился. Если хорошо продать, можно на юге домик купить и безбедно жить… О молодых-то кто знал?

– Да, считай, никто, кроме нас с Кузьмой. Мы их тайно провезли год назад.

– Вот на этом и стой, что, мол, Кузьма давно задумал… экспроприацию. Обмануть тебя хотел. А ты заподозрил неладное, и возмездие свершилось. Поверь, дядя Петя, копать никто не будет. Ты же сам говорил: закон – тундра, белый медведь – прокурор…

– А ты?.. С тобой-то как?

– А меня спрячешь на лихтере. Ну а там, в средней полосе, я спрыгну за борт – и прощай навеки!

Дворкин смотрит на Андрея тяжелым взглядом.

– А ведь наверняка, Андрюха, ты не троих, а четверых убил! Понимаешь? Баба-то, поди, беременной была!

* * *

Мотобот с двумя мужчинами на борту приближается к лихтеру. Маруся идет его встречать. И вдруг с удивлением видит, что рядом с Дворкиным совсем не Кузьма.

Мужчины поднимаются на палубу. У незнакомца одно ружье на плече, другое в руках. «Как у Робинзона Крузо на картинке», – думает Маруся.

– Андрей?! Вы? А где Кузьма?

Дворкин молча привязывает фалинь. Андрей, обросший, исхудавший, с ввалившимися злыми глазами, говорит Дворкину, не выпуская из рук оружия:

– Дядя Петя, приготовь мне место. А мы тут поговорим с Марусей.

– Нет-нет, – говорит Маруся. – Я не хочу.

Ей страшно оставаться одной с этим человеком.

Дворкин хмуро глядит на Марусю:

– Накипяти там воды побольше.

– Сейчас, дядя Петя!

– Только без шуток, дядя Петя, – предупреждает Андрей, – дело у нас с тобой слишком серьезное, чтобы шутить.

* * *

Ночь. Лихтер покачивает, и вместе с ним качаются звезды в иллюминаторе.

– Кто здесь? – вскрикивает Маруся.

И уже понимает, кто. И понимает, что вовсе не по рассеянности она оставила дверь каюты открытой.

Потом она лежит молча, неподвижно, безучастно, а Андрей говорит, говорит:

– Я сдался в плен. Все сдавались, но я… Я не хотел воевать за эту страну. И когда предложили… воевать против нее, я согласился, чтобы воевать за мою страну. Я думал, что был прав, пока… Пока не пришлось убивать… Таких, как Дима. И я понял, что больше не могу. И я перешел… к нашим. Меня судили. И я уже вышел, а те, кто не взял оружие и остался в плену, – сидят до сих пор, только уже у нас. Разве можно защищать такое государство? Но и воевать против него – преступление…

Маруся молчит.