Снайперы

Светлана сидела пунцовая, опустив глаза, а Юлька смотрела на бабушку, как на привидение. «Не рвала, Клим! Ох, не рвала! А знаешь, как хотела? Как я жалею, Клим, что не родила от тебя! Нашему мальчику было бы тринадцать лет!» «Бабушка! – взвизгнула Юлька. – Что ты говоришь? Здесь же люди!» – «Плевать! Лучше возьми и отбей его у… Как вас зовут?» Светлана поднялась и вышла из буфетного помещения. «Бабушка! Как тебе не стыдно!» – «А чего мне стыдиться? Что в шестьдесят лет я все еще женщина, которая может любить, ревновать, ждать?» Он нашел Светлану возле гардероба. Ее не могли одеть, потому что номерок был общий. Оделись, вышли, пошли в сумерках по набережной, устроились на последней скамейке: «Маленькая моя!..» – «Маленькая! Весом почти в сто кило!» – «Не весом, а массой!» – «А масса – легче?» – «Легче! Я давно!.. Сразу!» – «Я – тоже! Как увидела тебя! А сейчас…» – «Что – сейчас?» – «Ты думаешь: я пристаю к тебе, раз Борис меня бросил…» – «А он тебя бросил?» – «Бросил!» – «Вот эти сто килограммов?» Светлана помолчала, потом скривилась то ли в улыбке, то ли в плаче: «Он же чемпион, что ему?»

Он пришел к Соне, и ему показалось, что она ждала его, потому что была в том самом платье, в каком была в театре. «Ты пришел?» – спросила она, и он вспомнил слова Светланы: если придешь, то не уйдешь. – «Нет. Я вернулся». Он вынул из портфеля бутылку хорошего вина, и они сели на кухне. «Клим, – сказала она, – что тебе нужно от меня?» – «Не знаю». – «Ты честен со мной, и я – честно. Я мучилась, что полюбила мальчишку, в Ленинград сбежала, но все эти годы жила – воспоминанием о тебе. У меня никого нет, кроме тебя… И Юльки». Клим обвел глазами кухню, словно ища следы Юльки: «А сейчас – где она?» – «Да встретила свою первую любовь, он ее еще со школы любит, живут в “гостинке”». Эх, Юлька, Юлька, подумал Клим, вовсе ты не то «вспомнила». «…А я так и не смогла на Ленинград поменяться, с Алей вдвоем жили, пока она на моих руках не умерла. Похоронила и вернулась – умирать». – «Что ты, Соня?» – «А что, Клим? Все под богом ходим». В прихожей он вспомнил про коробочку с кольцом, которую перед уходом из дома сунул во внутренний карман пиджака. «Соня! – сказал он неожиданно севшим голосом. – Это – тебе!» Но Соня почему-то не очень обрадовалась кольцу: может быть, догадалась, что оно предназначалось вовсе не ей.

Их следующая встреча состоялась в больничном садике. После инфаркта Соня стала белой и легкой как одуванчик. Божий одуванчик. Горько пошутила: «Угораздило же мужскую болезнь подхватить!» Рассказала, что ей выделили путевку в санаторий на целый месяц – для полной реабилитации. «Так что теперь мы с Константином Петровичем оба будем – реабилитированные». – «Я приеду к тебе, Соня. На три дня». Она закрыла глаза: «Я все поняла. Это безумие, но я буду ждать. А если не дождусь – позаботся о Юльке». Он тоже понимал, что замыслил безумие, но понимал и то, что должен его совершить. Но Соня не дождалась его. Она скончалась накануне его приезда от второго инфаркта.

Глава восьмая

Прошло десять лет… Клим занимался хозрасчетом, комплексными бригадами, фондами стимулирования; порт прогремел на всю страну и был лучшим по всем показателям в регионе. Базарова несколько раз пытались перевести на партийную работу (с подачи Волохова, застрявшего на транспортном отделе), но тому каждый раз удавалось доказывать, что как начальник порта он принесет больше пользы. Клим получил новую квартиру, купил «жигули», они с Базаровым организовали садовое общество и построили дачи по соседству; в отношениях с Викой у него не было никакого напряга, видимо, оба стали совсем другими. Так получилось, что Борькиной дачей занималась она и все хозяйственно-строительные дела решала с Климом. Он поддержал ее идею построить балкон в виде капитанского мостика и даже подарил ей на день рождения спасательный круг с «Иртыша»… Он несколько раз вывозил Надю за границу: начали, как водится, с Болгарии, дошли до Югославии, впереди была, как минимум, Италия. Детей – Аню и Сережку – они оставляли на две недели одних без всякой опаски, потому что Аня уже в шестнадцать лет была взрослой, самостоятельной, рассудительной, и в их отношениях с Надей трудно было иной раз понять, кто из них мать, кто дочь, и кто кого учит жизни. Надя теперь работала в порту, в отделе снабжения, на нее иногда жаловались самому Базарову, но он отвечал, что в отделе снабжения должны работать именно такие специалисты. «Так то специалисты!» – вздыхал жалобщик.