Когда же Искрин неожиданно вырубается, связь, конечно, сразу исчезает. Микронел некоторое время может действовать, но чувствует себя плохо. Потом теряет сознание и может впасть в кому. Теряет связь с окружающим. Так почему-то в микромире.
Давно идут споры, нужен ли чип капитанам. Но они обычно приходят работать в микромир с армейским чипом и разъемами под штекеры. То есть очень удобно. Сокеты и штекеры стандартные. Заменил армейский на госпитальный, и все.
"А интересно, в космофлоте такое бывает? - Подумал Габидулла. - Чтобы Искрин звездного судна или корабля отказал? Что будет с навигаторами, интересно? Надо будет спросить".
Кэп очнулся одновременно с ним, но никого не узнавал. Себя обслуживал, но стандартное тестирование не прошел. Так что, видимо, самое плохое и произошло.
"Будем надеяться на лучшее, а рассчитывать на худшее" - любимое изречение несколько успокоило доктора Майбороду. Захотелось проведать Сандро, поддержать. Эх, вставать ещё нельзя. Гамадрилыч начал делать зарядку лежа.
Глава 7. Студенты
Соблаговолите воблу подать!
С. Кирсанов
"Рудики" с последнего рейса двадцатого скафа - студенты с разных факультетов и курсов, едва знакомы. Однако решили пообщаться и как раз сегодня. Всех беспокоит эта тема, про исчезновение эм-двадцать.
Собрал всех Кондрат, не самый старший, но самый любопытный. Заранее. Кондрат пригласил всех в себе, и повод был, день ангела. Именины. Ребята согласились с радостью, договорились встретиться, посидеть хорошо. Всем уже исполнилось достаточно лет. То есть можно взять лёгкого вина, и еды, конечно, приготовить.
После занятий Кондрат пришел к себе. Многоэтажное, по нынешним меркам очень высокое, общежитие возвышалось в парке госпиталя. Обычные дома были в пять-восемь этажей, а общага целых десять. Но форма такая же, куб.
Он сунул карту андроиду-охраннику, тот открыл дверь. Антиграв-лифт плавно вознес Кона на восьмой этаж. "Да, в общаге не дома", - подумал наш герой, глядя на верёвки, протянутые через коридор. На них болтались предметы женского туалета. Опять сушилку сломали.
Кто-то взял моду сушить траву в общественной сушилке. "Поймаю, ноги выдерну, - думал Кон, пробираясь к своёй комнате. - Все-таки надо опять ввести запреты, как в старину. Не пей, не кури, чего там ещё было нельзя?"
Ведь в школе, да и потом, до двадцати одного года, ничего не разрешали. И думать не моги. Все наизусть знали правила, всё про здоровье.
Ему исполнился двадцать один в этом году. Кон попробовал то и это. Здоровый организм сопротивлялся. Его рвало от алкоголя, от сигареты он зеленел и терял сознание. Покурив травку, закаялся прикасаться.
Да, сейчас всё было можно. Но резко не одобрялось обществом. Человек, который губил себя водкой или наркотиками, быстро и бесповоротно скатывался на самое дно. "Биовозраст не врет" - повторяли всем и всегда. И Кондрату казалось, что держаться совсем несложно.
Хорошее вино не возбранялось. Кон, как хозяин, купил бутылку крымского мускатного. Навёл порядок в комнате. То есть книги и тетради со стола сложил под кровать. Приготовил посуду.
Напечатал, конечно, на пэ-пэ сорок третьем стандартной еды. Модель принтера устарелая, что он там выдаст интересного. Лепёшки, залипы и сладости вроде пастилы, с витаминами и микроэлементами. Поэтому выставил ещё пару банок маминых домашних консервов. Мама у него на пенсии, занимается огородом.
Вот как раз его мамочка попала в самые плохие условия для жизни. Но не из-за своих пристрастий, а из-за отца. Тот вёл себя... ну, скажем, неправильно. И мама получила болезни, обогнала биовозраст и загремела на нищенскую пенсию. Сын переживал, чувствовал несправедливость. Но закон есть закон - достиг шестидесяти локальных раньше времени, получи нищенский пенсион. Ничего, вот он выучится и вытащит маму.
Кондрат стал вспоминать. Он ещё был маленький, а отец уже пил. Тогда Кон этого не понимал, ну спит папа, и спит. Поругались с мамой. Страшно, плохо, Кондратушка плачет. Помирились, хорошо. Он любил и маму и папу, как все дети. Папины руки крепкие, может подбросить вверх.
Рассказ Кондрата
Да, подбросит вверх, аж сердце замирает. Мама бегает кругом, что-то просит. Сейчас понимаю, что отец, наверно, был поддатый и мать боялась, что уронит. Но не уронил ни разу. Дразнил меня 'Кончик'.
На плечах у него хорошо было сидеть, или ещё, как бабушка говорила, "на закорках". Когда бывали у неё в деревне, на закорках у папы я ехал из бани. Он приговаривал: "Горшки продаем", - и родные старались проверить "горшки", то есть шлёпнуть по попке. Я орал, больше от негодования, и все смеялись. Звонкие горшки.
Так-то все шло мирно, но отец почему-то пил всё больше. Мама часто плакала. Разговаривала с ним длинные разговоры, "но все это или не помогало, или..." "... вызывало тошноту". А.П. Чехов. "Лошадиная фамилия".
. Наконец он потерял работу и стал, что называется "пропивать" всё из дома. То есть жили мы все хуже и хуже.