Все заметили, что он красив и интеллигентен. Его хрупкая и даже немного женская красота наряду с трагическим, решительным и твердым характером, который вместе с его ролями Че Гевары, Робеспьера и мятежника Энвер-паши делал его в 1970-х годах очень популярным в глазах студентов, придерживавшихся левых взглядов, совсем не износилась и не поблекла в мучительных турне по Анатолии, во время которых он повредил ногу. Поднеся изящным движением указательный палец правой руки в белой перчатке не к губам, а к подбородку, он сказал: "Замолчите".
В этом не было необходимости, потому что и зал замолчал, и в пьесе этих слов не было. Те, кто стоял, сразу же сели и услышали другие слова.
— Страдает!
Наверное, это была только часть фразы, потому что никто не мог понять, кто же страдал. Раньше, слыша эти слова, народ понимал, о чем речь в пьесе; а сейчас жители Карса не поняли, кто страдает: те, на кого они смотрели весь вечер, или они сами, или Фунда Эсер, или же республика. Но все же чувство, о котором говорила эта фраза, было правильным. Зал, объятый страхом, погрузился в смущенное молчание.
— Уважаемая и драгоценная турецкая публика! — произнес Сунай Заим. — Никто не сможет вернуть тебя из того великого и благородного путешествия, в которое ты отправилась по пути просвещения. Не беспокойся. Мракобесы, нечистые и отсталые люди никогда не смогут вставить палки в колеса истории. Те, кто протягивает руки к республике, свободе, просвещению, погибнут.
Он услышал насмешливый ответ, который произнес смелый и взволнованный приятель Неджипа, сидевший через два кресла от него. А в зале между тем царили глубокая тишина и страх, смешанный с удивлением. Все сидели не двигаясь, как свечи, все ждали приятных и строгих слов спасителя, который объяснит смысл этого скучного спектакля, ждали, что он расскажет несколько мудрых историй, которые все будут обсуждать дома. Но в кулисах с обеих сторон показалось по одному солдату. Затем к ним присоединились еще трое, которые вошли через заднюю дверь, прошли между кресел и поднялись на сцену. Сначала жителей Карса встревожило, что актеры прошли между зрителями, как это было в современных пьесах, а потом позабавило. В тот же момент на сцену бегом поднялся мальчишка-газетчик в очках, зрители его сразу же узнали и заулыбались. Это был Очкарик, симпатичный и смышленый племянник владельца главной газетной лавки Карса, находившейся напротив Национального театра, Очкарика знал весь Карс, так как он каждый день стоял в лавке. Он подошел к Сунаю Займу и, когда тот наклонился, что-то прошептал ему на ухо.
Весь Карс увидел, что услышанное очень огорчило актера.
— Нам стало известно, что директор педагогического института скончался в больнице, — сказал Сунай Заим. — Это низкое преступление будет последним нападением на республику, на светские порядки, на будущее Турции!
Зал еще не переварил эту новость, как солдаты на сцене спустили ружья с плеч, взвели курки и нацелились на зрителей. Сразу поднялся сильный шум, и они выстрелили по разу.
Можно было подумать, что это шутливое устрашение, знак, посланный из выдуманного театрального мира пьесы тем печальным событиям, которые происходили в жизни. Жители Карса, оказавшиеся в рамках театрального эксперимента, решили, что это — модная сценическая новинка, пришедшая с Запада.
И все же по рядам прошло сильное движение, волнение. Те, кто испугался звуков выстрелов, истолковали это волнение как страх других. Несколько человек попытались снова встать со своих мест, а "бородатые реакционеры" на сцене сжались от страха еще сильнее.
— Никому не двигаться! — сказал Сунай Заим.
Солдаты снова зарядили ружья и еще раз нацелились прямо на толпу. Как раз в этот момент смелый низкорослый студент, сидевший через два кресла от Неджипа, вскочил и прокричал:
— Будь прокляты светские безбожники, будь прокляты безбожные фашисты!
Солдаты выстрелили опять.
Вместе с грохотом выстрелов по залу опять пронеслось дуновение ужаса и страха.
После этого все увидели, что студент, сидевший на задних рядах и только что кричавший, рухнул в свое кресло, потом, вскочив опять, непонятно дергает руками. Несколько человек, смеявшихся весь вечер над странным и вызывающим поведением студентов лицея имамов-хатибов, посмеялись и над этим, и над тем, как, совершая еще более странные движения, студент упал между рядами как мертвый.