Снег

Слухи о том, зачем он приехал в Карс, по большей части не сходились друг с другом – так нередко бывает со слухами, мгновенно разлетающимися по маленьким городкам. Некоторые говорили, что Ладживерт приехал, чтобы сберечь низовую структуру и обеспечить сохранность некоторых секретов одной исламистской курдской организации, руководство которой было разгромлено властями в Диярбакыре, но у организации, о которой шла речь, в Карсе фактически не было других последователей, кроме одного-двух фанатиков. Поборники мира и доброй воли с обеих сторон предполагали, что он приехал для того, чтобы положить конец войне, разгоравшейся в последнее время между курдскими национал-марксистами и курдами-исламистами. Трения между ними, начавшиеся со словесных перепалок, брани, драк и уличных столкновений, во многих городах переросли в резню и поножовщину, а в последние месяцы стороны стали расстреливать друг друга, а также похищать людей и допрашивать их с применением пыток (обе стороны применяли такие методы: капали на кожу расплавленный нейлон или сдавливали мошонку), а после допросов – душить. Говорилось также, что Ладживерт, путешествуя из городка в городок, взял на себя миссию тайного примирителя, чтобы положить конец этой войне, которую очень многие считали выгодной властям, однако, как полагали его враги, темные пятна в его прошлом и молодой возраст не подходили для этой трудной и почетной миссии. Молодые исламисты распространяли слухи о том, что он приехал в Карс, чтобы прикончить диджея и «блестящего» ведущего телевизионного канала «Серхат», любителя кричаще одеваться и отпускать шуточки (пусть и тщательно закамуфлированные) в адрес религии; вот почему этот ведущий по имени Хакан Озге, азербайджанец по происхождению, в своих последних программах начал то и дело говорить об Аллахе и напоминать о времени намаза. Были и те, кто думал, что Ладживерт связывает Турцию с международной исламистской террористической сетью. Органам безопасности Карса сообщали даже, что эта организация, имеющая поддержку в Саудовской Аравии, планировала в качестве акции устрашения убить нескольких женщин из тех тысяч, что приезжали в Турцию из республик бывшего Советского Союза работать проститутками. Ладживерт не пытался опровергать подобные утверждения, как и разговоры о том, что он приехал ради женщин-самоубийц, девушек в платках или выборов мэра. Он ничего не отвечал на упреки в том, что нигде не появляется, и это усиливало окружавшую его таинственную атмосферу, которая так нравилась молодым людям из училища имамов-хатибов. Он не показывался на улицах Карса не только потому, что боялся попасть в руки полиции, но и для того, чтобы не развеять эту атмосферу, поэтому и возникали сомнения, в городе он или нет.

Ка позвонил в звонок, на который ему указал юноша в красной тюбетейке, и, когда невысокий человек, открывший дверь квартиры, пригласил его войти, он сразу понял, что это был тот, кто полтора часа назад застрелил директора педагогического института в кондитерской «Новая жизнь». Сердце у него заколотилось, как только он увидел этого человека.

– Извините, – сказал невысокий человечек, подняв руки вверх так, что видны были ладони. – За последние два года нашего Учителя три раза пытались убить, я вас обыщу.

По привычке, оставшейся с университетских лет, Ка поднял руки, чтобы его обыскали. Когда маленький человечек маленькими руками внимательно ощупывал его рубашку на груди и за спиной в поисках оружия, Ка испугался, что тот заметит, как сильно бьется у него сердце. Сердце сразу забилось ровно, когда Ка понял, что ошибся. Нет, этот человек вовсе не был убийцей директора педагогического института. Этот приятный мужчина средних лет, похожий на Эдварда Г. Робинсона, выглядел недостаточно решительным и крепким, чтобы кого-нибудь убить.

Заплакал маленький ребенок, затем послышался мягкий голос матери, успокаивавшей его.

– Мне снять обувь? – спросил Ка и, не дожидаясь ответа, начал снимать ботинки.

– Мы здесь гости, – сказал в тот же миг какой-то голос. – Не хотим утруждать наших хозяев.

Тогда Ка заметил, что на маленьком диване сидит другой человек. Он понял, что это Ладживерт, но подспудно продолжал сомневаться, потому что приготовился к более впечатляющей встрече. Вслед за Ладживертом он вошел в бедную комнату с включенным черно-белым телевизором. В комнате был маленький ребенок, он засунул ручонку в рот до самого запястья и с очень серьезным и довольным видом наблюдал за своей матерью, которая, говоря что-то нежное по-курдски, меняла ему пеленку; сначала он уставился на Ладживерта, а затем на идущего следом Ка. Коридора не было, как в старых русских домах: они тут же перешли во вторую комнату.

Все мысли Ка были заняты Ладживертом. Он увидел кровать, застланную с военной строгостью, аккуратно сложенную на краю подушки синюю в полоску пижаму, пепельницу с надписью «Эрсин электрик», календарь с видом Венеции на стене, большое окно с открытыми створками, обращенное на печальные огни заснеженного Карса. Закрыв окно, Ладживерт повернулся к Ка.