Снег

Ка, как и другие, съежился от чувства вины, но, когда его рука коснулась руки Ипек, внутри его разлилось чувство счастья. Пока Тургут-бей быстро перескакивал с канала на канал, Ка прижался рукой к руке Ипек, желая ощутить то же счастье. Когда Ипек сделала то же самое, он забыл о грусти, царившей за столом. На экране телевизора появился спектакль в Национальном театре. Долговязый худой человек рассказал, что для него большая честь участвовать в первой в истории Карса прямой трансляции. Пока оглашали программу спектакля, среди душещипательных рассказов, откровений вратаря национальной сборной, позорных тайн нашей политической истории, сценок из Шекспира и Виктора Гюго, неожиданных признаний, скандальных историй, имен незабвенных ветеранов турецкого театра и кино, шуток, песен и страшных сюрпризов Ка услышал, как прочитали его имя, назвав его «нашим самым великим поэтом, который спустя многие годы тихо вернулся в нашу страну». Под столом Ипек взяла его за руку.

– Значит, вы не хотите вечером идти туда, – проговорил Тургут-бей.

– Мне очень хорошо здесь, я так счастлив, – ответил Ка, еще сильнее сжимая руку Ипек.

– Вообще-то, я вовсе не хочу портить ваше счастье, – сказала Ханде. Все вдруг почти испугались этого. – Но сегодня вечером я пришла сюда из-за вас. Я не читала ни одной из ваших книг, но мне хватит уже того, что вы – поэт, который доехал до самой Германии и видел мир. Скажите, пожалуйста, в последнее время вы писали стихи?

– В Карсе ко мне пришло множество стихотворений, – ответил Ка.

– Я подумала, что вы сможете рассказать мне, как можно сконцентрироваться на этом. Скажите мне вот что, пожалуйста: как вы пишете стихи? Вы концентрируетесь?

Это был вопрос, который чаще всего задают женщины поэтам на поэтических вечерах, устраиваемых в Германии для турецких читателей, но на этот раз он вздрогнул, как это было каждый раз, когда спрашивали что-то особенное.

– Я не знаю, как пишутся стихи, – ответил он. – Хорошее стихотворение словно приходит извне, откуда-то издалека. – Он увидел, что Ханде смотрит на него с сомнением. – Скажите, пожалуйста, что означает для вас понятие «сконцентрироваться»?

– Целый день я прилагаю усилия, чтобы представить себя без платка, но ничего не получается. Вместо этого у меня перед глазами появляется то, что я хочу забыть.

– Что, например?

– Когда девушек в платках стало много, из Анкары прислали женщину, чтобы она убедила нас снять платки. Эта убеждавшая нас много часов женщина разговаривала в кабинете с каждой из нас в отдельности. Она задавала сотни вопросов, например: «Твой отец бьет маму? Сколько у тебя братьев и сестер? Сколько твой отец зарабатывает в месяц? Что ты носила до платка? Тебе нравится Ататюрк? Какие рисунки висят у тебя дома на стенах? Сколько раз в месяц ты ходишь в кино? По-твоему, мужчина и женщина – равны? Кто важнее – Аллах или государство? Сколько ты хочешь иметь детей? Тебе мешают в семье?» – записывала наши ответы на бумагу, заполняла о нас анкеты. У нее были крашеные волосы и накрашенные губы, голова у нее была не покрыта, она была очень изящно одета, как в модных журналах, но, как бы это сказать, на самом деле она была очень проста в общении. Хотя некоторые ее вопросы доводили нас до слез, потом мы ее полюбили… Среди нас были те, кто думал, что, слава богу, она не замаралась грязью Карса. Потом я стала видеть ее во сне, но сначала не придала этому значения. А сейчас, когда я пытаюсь представить, как сниму с головы платок, распущу волосы и буду ходить среди людей, я вижу себя в роли этой убеждавшей нас женщины. Как будто я тоже стала такой же шикарной, как она, ношу туфли на тонких каблуках и открытые платья. Мужчины обращают на меня внимание. Мне это и нравится очень, и очень смущает.

– Ханде, если не хочешь, не рассказывай о том, что тебя смущает, – сказала Кадифе.

– Нет, я расскажу. Потому что я стесняюсь в моих фантазиях, но не стесняюсь самих фантазий. На самом деле я не верю, что если сниму платок, то стану развратницей, которая будет провоцировать мужчин. Потому что сниму платок, не веря в то, что я делаю. Но я знаю, что человека может охватить сильное желание, хотя он сначала может в это и не верить – даже тогда, когда, как он думает, ему этого не хочется. И мужчины и женщины, все мы по ночам в своих снах совершаем грехи, которые, как полагаем, совершенно не хотим совершать в реальной повседневной жизни. Это правда, разве не так?

– Довольно, Ханде, – сказала Кадифе.

– Разве не так?

– Не так, – ответила Кадифе. Она повернулась к Ка. – Два года назад Ханде должна была выйти замуж за очень красивого молодого курда. Но парень ввязался в политику, и его убили…