Снег

Как только меня переложили на кровать, встать так и не позволив, засуетились медсестры. На руку надели какой-то браслет, к сгибу локтя прилепили прозрачный шланг. Он неприятно дернулся, присасываясь к вене. Я еле сдержалась, чтобы не отодрать и отбросить его от себя. Напомнил сосульку. Мелкий паразит, живущий вблизи берлог. Похож на прозрачного червя, совсем как этот шланг. От которого по руке побежало тепло, разливаясь по телу и неприятно расслабляя мышцы. Доктор отдавал короткие указания, и медсестры что-то делали на терминале, постоянно перемещаясь по палате. Мне труднее и труднее становилось сосредоточиться на том, что они говорят. Последнее что я услышала:

– Отлично, теперь просто выспитесь, – и я погрузилась в темноту.

Проснулась, когда почти стемнело, от боли в правом виске. Меня уже искали и, судя по ощущениям, не в первый раз вызывали. Хорошо, что здесь нашелся общественный терминал. Мы не пользовались таким оборудованием для личных целей. Незачем. Хотя у всех гражданских были в личном пользовании. Нас нельзя отследить по личным терминалам. Мы ими просто не пользуемся.

На экране ничего не было видно, но после первого гудка мне сразу ответили:

– Где ты?

Боль в виске тут же прекратилась. Я коротко рассказала, что со мной произошло. После нескольких секунд раздумья, старшая сказала:

– Хорошо. Оставайся на месте. Уйти незаметно не получится. Они уже проверили твои данные. Тебе придется оставаться там, пока врач не разрешит покинуть больницу.

– Почему? – я все-таки не удержалась от этого вопроса, потому что слабо представляла, как происходит процедура лечения у обыкновенных людей.

– Они тратят на лечение гораздо больше времени, чем мы, – правильно поняла мой вопрос старшая. – И остаются в больнице до полного выздоровления.

– Сколько это может занять времени?

– В зависимости от повреждений. Что у тебя?

– Шипшип.

– Не догадались?

– Я слышала, что произошла какая-то авария. Они подумали, что я пострадала в ней. Царапины приняли за порезы. Но в ране застрял кусочек когтя.

– Нашли?

– Я уничтожила его.

– Молодец.

Я удивилась. Почему она это говорит? Конечно, хорошо, что она одобрила мои действия, но разве не из-за меня возникла эта ситуация?

– Порезы заживут быстро. Это все повреждения?

– Нет. Мне сказали, что еще ребро сломано.

– Значит, тебя продержат не меньше трех дней.

– Так долго?!

– Ничего не поделаешь. Тебе придется остаться там, – повторила она. – Авария, о которой ты говоришь, произошла в 14.07 в 35 секторе. Перемещатель частного лица потерял управление и упал на общественную площадку. Много пострадавших.

– Общественная площадка? Как мне объяснить в таком случае порезы?

– Там есть кафе. Немного в стороне от того места, где все произошло. Но будет выглядеть вполне достоверно. Скажи, что упала на перегородку. Они из пластика.

– Поняла.

– Пока все. Сообщай сразу, если что-то непонятно. Старайся меньше контактировать с окружающими.

– Да.

И связь оборвалась.

Немного подумав, я нашла в сети сообщение об аварии и просмотрела все ролики, что нашла. Потом нашла схему района и постаралась поточнее запомнить, что и где там расположено. Общественной площадкой назывались зоны отдыха. Мне не приходилось в них бывать. Просто незачем. Но люди, кажется, постоянно приходят в такие места. Что они там делали, я не имела представления, но это не важно. Кафе. Я была в кафе. Значит ела. Нет. Кто-то мог вспомнить, или просмотреть записи охранной системы в помещении и меня там не найти. В таком случае, можно сказать, что я не успела войти внутрь. Я нашла схему кафе и сопоставила с местом аварии. Да. Вот тут. Вполне реально будет выглядеть, если сказать, что я шла с этой стороны. Разобравшись с этим вопросом, я немного успокоилась. Теперь нужно просто вытерпеть эти три дня. Для всех я Эмма. Просто Эмма Вандерсен. 18 лет. Живу в 67 секторе. Работаю на хлорофилловой фабрике. Братьев, сестер нет. Родители погибли 6 лет назад. С другими родственниками связей не поддерживаю.

За окном уже совсем стемнело. По мере того как гас свет снаружи, в палате включалось и набирало интенсивность искусственное освещение. Я не привыкла к такому яркому свету. Он ассоциировался для меня только со снегом. Светло, значит опасно, холодно и тяжело. Наверное, еще и потому в наших казармах все цвета приглушенно серые. Небольшие окна под самыми потолками. Свет не режущий, а рассеянный. Все четко видно, практически без теней.

На тумбочке я нашла пульт управления и выключила все лишнее. Хотела затемнить окно, но ставила все как есть. Вид из окна мне чем-то понравился. Помещение, в котором я сейчас находилась, располагалось на высоте, и огни, загорающиеся внизу, красиво горели. Почти так же красиво, как звезды в небе во время ночного отдыха на маршруте…

Проснулась я, когда было еще темно, и не сразу поняла, где я. Над моей головой на терминале мигал зеленый огонек. На тумбочке стояли цветы, которых я здесь почему-то не помнила. Открылась дверь и вошла медсестра.