Снег для продажи на юге

Первое рабочее лето пролетело незаметно. Он словно всё ждал, что вот-вот кончится весна и наконец можно будет поплавать и позагорать, но, оглядевшись однажды окрест, увидел, что день убавился и листья пожелтели. Не слишком огорчившись этим, потому что всё равно ещё не заработал отпуска, Аратов лишь удивился быстрому ходу времени.

Смена сезонов принесла ему серьёзные изменения: в первый день сентября он должен был, окончив стажировку на опытном заводе, выйти на новую работу. Теперь больше не нужно было вставать в половине шестого, что за несколько месяцев изнурило его, ложившегося по-студенчески поздно, но в долгожданное утро, начиная с которого можно было позволять себе лишний час сна, он проснулся ровно в то же время, что и накануне. Поняв, что не заснёт больше, Аратов решил не задерживаться зря дома, а, выйдя тотчас, не спеша прогуляться, пойдя со станции кружным путём, через лес и вдоль речки, благо погода стояла солнечная, может быть – бабье лето (не понимая в народном календаре, он считал, что так называют всякие осенние дни, когда тепло и летает паутина).

Электричка шла по живописным пригородам, но и щедрые в этом году яблоневые сады, и чистое свечение воды в прудах, и пёстрая раскраска рощ – всё это были ежедневные картины, на которых сегодня было трудно сосредоточиться. Он скучно думал о том, что потерял время, прозябая на работе, где от него не было да и, казалось ему, не могло быть толку, и что при таком начале неизвестно, чего теперь ждать дальше. Ступив же наконец на платформу и уже собираясь свернуть к лесу, он, поприветствовав издали бывших попутчиков, торопившихся к заводскому автобусу, внезапно решил, что лучше не отставать от них и в последний раз зайти в свой цех.

Он посмеялся над словом «свой» и, нарочно настраиваясь на ностальгический лад, судовольствием припомнил, как волновался, идя в цех впервые и не зная, что ждёт его там. Тогда, миновав ворота, Аратов оказался перед ловушкой из ширм, охраняющих помещение от взгляда снаружи, и замешкался было перед этим лабиринтом, стараясь не выдать незнания пути, но, оглянувшись и увидев за спиною крутую, как корабельный трап, чугунную лестницу, спасся бегством на антресоли – теперь-то он знал, что не мог бы придумать лучшей позиции, чтобы сразу оглядеть всё. Вместо ожидаемой перспективы конвейера взгляду открылся зал, в пространстве которого терялись лежащие на тележках три алюминиевых цилиндра – ракеты, – соединённые проводами с пультами у стен, где работали несколько человек в белых халатах. В дальнем углу стояли ещё десятка полтора пустых тележек. Игорю и прежде – в институтском ангаре и во время практики – приходилось видеть зенитные ракеты, и он всё удивлялся расточительности своего времени, позволившего сбивать чужие самолёты не девятиграммовым кусочком свинца, как удавалось раньше, а чуть ли не вторым таким же самолётом, только начинённым взрывчаткой; для населения эта техника была не то что в диковинку, но и вообще неизвестна: полагалось думать, будто всю противовоздушную оборону держит артиллерия, и причастность к тайне нового оружия тогда приятно щекотала самолюбие Аратова. Тем же снарядам, что лежали в цехе, даже и он, теперь – специалист, отвёл бы место лишь в фантастических романах: им назначено было перехватывать не самолёты, а боеголовки.

Сегодня ему хотелось прийти в цех в новом своём качестве, словно выпускнику – в расквитавшуюся с ним школу. Какая-то ступенька осталась позади, и было приятно сознавать, что ступаешь на неё в последний раз – без необходимости, а по прихоти.

В электричках, читая либо предаваясь ясным утренним мыслям, он всегда словно ещё оставался в Москве и дома, но, едва сев на станционной площади в служебный автобус, тотчас начинал чувствовать себя так, как если бы турникет проходной уже щёлкнул за спиною и возврат во внешний мир стал невозможен до вечера. Аратов был счастливо несведущ в том, что волновало попутчиков, и они давно оставили попытки вовлечь его в общие беседы. Они и сегодня лишь ответили на приветствие, зато появление следующего пассажира вызвало оживление.

– А вот и «Спартак» идет!

– Привет побеждённым! – сияя, ответил тот, поднимаясь в салон. – Тоже мне игроки – дворовая команда. Не забить пенальти!

– Раз в жизни простительно, – ответили с заднего сиденья. – Зато ваши-то, ваши – мазилы известные.

– Главное, играть надо уметь.

– Нет, это ведь только Петрович помог вчера своим, – не унимались в заднем ряду. – Личное участие играет большое значение. Где сидел-то – на западной?

– На востоке, – нехотя ответил Петрович.

– Значит, солнышко хорошо тебя освещало. «Спартак» радовался: вон Петрович сидит, свой человек.

– Спорт без зрителя – ноль, – солидно поддержал водитель, складывая свою газету. – Не пора ли, ребята, трогаться?

– Погоди, ещё одного «динамовца» нету, – сказали ему.