Я сидел в зеленом кресле котельной в Чагинске, смотрел в сумерки за дверью. Семь часов, а темно, я в котельной, и где-то вокруг тоскует в ночи Истопник Егор, у него недавно опять задрали двух куриц, и он в гневе, о, Дрося, я здесь меньше суток, но чувствую — начал пропитываться торфяным чагинским воздухом.
Я достал телефон.
Вайфай от библиотеки тек мощный и устойчивый, я перебрался на раскладушку и устроился на матрасе, набитом жестким ворсом лося.
«Подручный Сом», «Современный Прометей», «Молот Берии», нет, пожалуй, все-таки «Пчак-хвон-до», но, увы, Остап Висла не обновился.
«Подсмотрено в Чагинске».
Кит Тиков предлагал купить навоз, пахту и гравий.
Выдра Лариса предлагала бэушную коляску.
Я сходил в машину, принес вещи. Ноутбук и спальник, непромокаемый мешок с походным снаряжением. Лег на раскладушку и не думал, наверное, час.
Потом заглянула Аглая с чайником и рюкзаком.
— Мы закрываемся, — сказала она. — А вы тут располагайтесь. Тут тихо, и если что — полиция рядом.
— Да, спасибо.
Я сел на раскладушке. Аглая поставила чайник на верстак.
— Подпишите? — Аглая достала из рюкзака книгу.
«Пчелиный хлеб».
Я, разумеется, почувствовал себя мудаком. Наверное, глаз дернулся. Я и раньше, подписывая книги, так себя чувствовал.
— Это не библиотечная, — заверила Аглая. — Это моя.
Весьма, кстати, потертая, писателю приятно.
— Ну да, утенок и бульдог…
— Что?
— С удовольствием подпишу.
Я взял книгу, открыл первую страницу.
«Аглае Черпаковой от автора. Удачи, здоровья, хорошего настроения! 2018 год».
— Спасибо, — Аглая спрятала книгу. — Очень хорошая.
— Да, мне тоже нравится. Правда, давно не перечитывал.
— Возьмите в библиотеке, — улыбнулась Аглая. — А сейчас? Что-нибудь сочиняете?
— Рассказы в основном, — ответил я. — В журналы берут, в сборники… Наброски разные…
— А я фотографией увлекалась, — сказала Аглая. — Знаете, я та самая девочка с зеркалкой…
Аглая сощурила глаз и щелкнула языком.
— Ничего не получилось.
— Почему?
— Не знаю. У меня все в жанре «я и круассан» получалось.
Вселенная имеет форму круассана, с этим невозможно спорить. Аглая.
— Короче, смешно. Стихи пробовала, драматургию…
Аглая поежилась и улыбнулась.
— Еле ноги унесла.
— Это часто случается, — согласился я.
— Да, теперь я знаю. А ваша новая про что? Книга?
— Про Чагинск.
— Документальная? Вы тогда ведь, кажется, документальную писали, так?
— Эта не документальная, художественная. Писательское расследование.
— Про Костю, значит, — утвердительно сказала Аглая.
Я не понял.
— Про Лапшина же! Костя Лапшин и Максим Куприянов, они тогда пропали.
— Да, как раз про это. Тема отличная, честно говоря. Я еще тогда хотел, материалов много собрал, но… По определенным причинам…
Я взял из стопки журнал «Экономические вести».
— Не получилось, — сказал я. — Но сейчас… это актуально.
«Вести» предрекали серьезный кризис.
— Забавно, — улыбнулась Аглая.
— Что?
— Ваш друг тоже про это пишет.
О, «Коты-онанисты», я слышу вашу чугунную поступь.
— Друг? — осторожно спросил я.
— Да, ваш друг. Вы тогда вместе с ним приезжали.
— Хазин?
— Хазин? Нет, другой, танцор который. Роман!
— Интересно как…
— Он мне звонил, — сказала Аглая. — То есть не мне лично, в библиотеку, а я трубку взяла. Недели две назад. Или три… Не помню.
— И что сказал?
— Сказал, что пишет книгу про то исчезновение, хочет поговорить с бабушкой. А я ему сказала, что бабушка давно в Калининграде, но я все прекрасно помню. И знаете, он меня тоже вспомнил!
— Да?
Шустрый Шмулик, собака.
— Да-да, вспомнил, как я стихи читала.
— Да, тогда вечер вроде был…
— А вы помните?!
Аглая поглядела на меня с непонятной надеждой.
— Что-то про бегемотов. Красивые стихи, нам всем понравилось…
— Это Ломоносов, — сказала Аглая. — А там все бухие были, никто не понял.
— Вы читали великолепно.
— Вы же сам пьяный были, я помню.
Я не нашелся, что ответить, спросил:
— И что вы ему рассказали? Роману?
На свет начали собираться комары, влетали в дверь.
— Про Костю в основном. Мы же дружили тогда… И с Максом…
Аглая замолчала. Взяла пластинку от комаров, насадила на булавку, подожгла и сразу задула. Пластинка задымила.
— Они ко мне заходили, — сказала Аглая. — В то самое утро…
Аглая размахивала пластинкой. Комары бесились и падали.
— А у меня горло болело, а вечером еще стихи читать… я не пошла… Как подумаешь…
Пластинка погасла, Аглая подожгла ее снова, задула.
— Так что вы ему рассказали про Костю? — спросил я.
— Да немного. Знаете, по телефону разве чего расскажешь… А вы не в соавторстве пишете?
— Мы обсуждали этот вопрос. В принципе, в этой идее есть здравое…
Зазвонил телефон, я достал, нет вызова.
— Это мой!
Аглая достала свой.
— Да, мам, иду. В библиотеке еще. Да, сейчас закрываюсь. Я же на машине!
Аглая спрятала телефон.
— А Роман тоже писатель? — спросила она.
— Да, немного.
Пластинка погасла, Аглая опять ее разожгла.
— Ладно, мне пора бежать, а то мама нервничает.
Аглая приколола булавку к верстаку и направилась к дверям.
— Погодите!
Она остановилась.
Я достал пять тысяч.
— Это что? Не возьму, не придумывайте…
— На новый три-дэ принтер, — пояснил я. — В фонд общественного пространства.