Снег на кедрах

— Надо набраться терпения, — сказал Исмаил. — Война когда-нибудь да закончится.

Они сидели молча. Исмаил опирался о локоть; Хацуэ легла ему на грудь, упираясь ногами в блестящий ствол.

— Хорошо здесь, — произнесла она. — Всегда хорошо.

— Я люблю тебя, — сказал Исмаил. — И всегда буду любить. Плевать мне, что будет дальше. Я всегда буду любить тебя.

— Я тебе верю, — ответила Хацуэ. — Но давай смотреть на вещи реально. Все не так просто. Есть и кое-что еще — обстоятельства.

— Они ничего не значат, — возразил Исмаил. — Ты же знаешь — любовь сильнее всего на свете, ей ничто не может помешать, и ничто с нею не сравнится. Если мы любим друг друга, нам нечего бояться. Любовь — самое большое из всего, что есть на свете.

Он говорил с такой уверенностью, с таким жаром, что Хацуэ дала убедить себя в силе любви. Она хотела верить в это и потому пошла на поводу у своего желания, отдаваясь ему целиком. Лежа на мху, они с Исмаилом начали целоваться, но прикосновение к этому мху почему-то казалось Хацуэ ненастоящим, попыткой уничтожить истину, обмануть в поцелуе самих себя.

— Прости, — сказала она, отстраняясь. — Все так запутано. Те обстоятельства, они никак не идут у меня из головы.

Исмаил обнимал Хацуэ, гладил ее волосы. Они больше не говорили. В дупле Хацуэ чувствовала себя в безопасности, как будто впала в спячку в самой гуще леса, время остановилось, а мир замер, как будто она на тихом, сонном полустанке, откуда наутро должна ехать дальше. Они заснули, лежа на мху, и спали до тех пор, пока свет, проникавший через гущу листвы, не стал меркнуть, переходя из зеленоватого в серый. Пора было возвращаться домой.

— Все у нас получится, — утешал ее Исмаил. — Вот увидишь — все будет хорошо.

— Вот только как? — не верила ему Хацуэ.

Все разрешилось двадцать первого марта, когда официальные власти объявили, что островитянам японского происхождения дается восемь дней на сборы.

Семья Кобаяси из Центральной долины, вложившая тысячу долларов в посадки ревеня на пяти акрах, стала договариваться с Торвалом Расмуссеном об уходе за посадками и сборе урожая. Семья Масуи занялась прополкой своей клубники, а по ночам, при свете луны подвязывала горох; им хотелось оставить хозяйство в полном порядке, прежде чем передать его Майклу Бернсу и его брату, бездельнику Патрику, которые согласились присматривать за фермой. Сумида решили распродать все имущество по сниженной цене, а питомник саженцев закрыть. В четверг и пятницу они весь день продавали, глядя, как инструмент для обрезки, распылитель удобрения, кедровые стулья, поилки для птиц, садовые скамейки, бумажные фонарики, поливные устройства, материал для укутывания деревьев, корзинки и деревца-бонсаи в плошках уносились любым, пожелавшим купить их. В воскресенье Сумида повесили на двери теплицы висячие замки, попросив Пирса Петерсена приглядеть за ней. Ему же они отдали кур-несушек и пару диких уток.

Лэн Като и Джонни Кобасигава колесили по дорогам острова на трехтонном грузовике, свозя мебель и упакованные вещи в Центр японской общины и составляя их в холле. В воскресенье вечером, в шесть часов, двери в холл, до самых стропил загроможденный кроватями, диванами, печами, холодильниками, комодами, столами и стульями, заколотили досками. Трое вышедших на пенсию рыбаков, Гиллон Кричтон, Сэм Гудолл и Эрик Хоффман-старший, поступили помощниками к шерифу Сан-Пьедро для охраны свезенного имущества.

Представители официальных властей, отвечавшие за перемещение лиц в военное время, разместились в пахнущих плесенью помещениях доков старого консервного завода, на окраине Эмити-Харбор. В доках расположились не только армейская транспортная часть, но и представители администрации безопасности фермеров, а также федеральная служба занятости. Однажды в четверг, под конец рабочего дня, когда все уже собирались уходить, в контору представителей ворвался Каспарс Хинкле, тренер бейсбольной команды старшеклассников. Он швырнул на секретарский стол список фамилий бейсболистов. Кэтчер, второй филдер и двое аутфилдеров, сказал он, не говоря уже о двух лучших питчерах, будут отсутствовать весь сезон. Нельзя ли пересмотреть их дела? Ведь эти ребята не шпионы!

Двадцать восьмого марта, в субботу вечером, в зале школы Эмити-Харбор устраивался бал старшеклассников, и в этом году девизом был «Изумительный блеск нарциссов». Джаз-банд из Анакортеса, «Прожигатели жизни», играл одни зажигательные мелодии. В перерыве к микрофону подошел капитан бейсбольной команды и вручил семерым игрокам, которых забирали в понедельник утром, почетные грамоты.

— Без вас мы вряд ли справимся, — сказал он. — И на поле-то некого будет выпустить. Но если какие победы и будут наши, все они за вас, ребята, за тех, кто уезжает.