«Снег», укротивший «Тайфун»

«Антияпонский фронт на Тихом океане, равно как и антияпонский фронт в Китае, являются участком общего фронта государств, воюющих против агрессоров. Но антигерманский фронт имеет решающее значение. Основную тяжесть войны против Германии несет СССР. Победа СССР на антигерманском фронте будет означать победу Англии, США и Китая против государств «оси».

Я прошу вас поэтому не настаивать на том, чтобы СССР немедля объявил войну Японии. Конечно, Советскому Союзу придется воевать с Японией, так как Япония, безусловно, нарушит пакт о нейтралитете, и к этому надо быть готовым, но не сейчас».

На такой текст у Чан Кайши не нашлось убедительных доводов, чтобы опровергнуть видение Сталиным перспектив боевых действий в продолжающейся тяжелой войне. Он согласился с оценкой советским вождем обстановки.

Но возник один конфуз. Дело в том, что наш военный атташе в Китае генерал-майор Василий Иванович Чуйков, зная о послании Сталина, по неопытности неосторожно проговорился, что когда Советский Союз разгромит Германию, то примется за Японию.

В средствах массовой информации поднялся шум. Слова советского военного атташе опубликовали многие газеты. После этого Василию Ивановичу пришлось срочно покинуть страну пребывания. Его вызвал Центр. Генерала ждала Москва.

Начальник военной разведки Алексей Павлович Панфилов был не в восторге от такой, мягко говоря, явной недипломатичности своего подчиненного.

— Собирайся, Василий Иванович, и пойдем к товарищу Сталину, — уныло подытожил беседу с Чуйковым Алексей Павлович.

Чуйков понимал всю щепетильность своего состояния.

Сталин их принял сухо, хотя разносных слов в адрес проштрафившегося генерала не высказал. А потом, несколько помолчав, прошелся вдоль приставного стола и неожиданно со спины сидевшего экс-военного атташе Чуйкова глуховатым голосом промолвил:

— Товарищ генерал, дипломата из вас, как видите, не получилось, — возглавьте 1 — ю Резервную армию.

— Есть! — После этого короткого армейского слова-подчинения В. И. Чуйков вместе с А. П. Панфиловым услышали, в свою очередь, два коротких слова вождя, которые он часто говорил, когда был чем-то недоволен:

— Вы свободны!

Два генерала быстро покинули кабинет, потому что понимали, ведь у Верховного Главнокомандующего могло мгновенно созреть и другое решение…

* * *

На Крымской конференции трех держав, проходившей в Ялте с 4 по 11 февраля 1945 года, руководители США и Великобритании Рузвельт и Черчилль высказали просьбу о вступлении СССР в войну против Японии. Но Сталин не спешил, он и в этом вопросе проявил твердость характера и логичность объяснения своего решения. Он заявил, что Советский Союз вступит в войну против Японии только через два-три месяца после капитуляции фашистской Германии и окончания военных действий в Европе.

Советский руководитель понимал принцип сообщающихся сосудов: если он отправит сейчас же войска на Дальний Восток, то уменьшит их на Западе, в частности, в Германии, где искусственно создаст более широкое поле для действий американцев и англичан.

«Нет, надо закончить войну сначала в Европе, закончить нам вместе, — размышлял Сталин, глядя на своих союзников, — а потом взяться за самураев. Как же так, все тяготы военного лихолетья перенес наш народ, а победу, пусть не всю, отдать тем, кто начал воевать всего лишь год назад. Понимаю, им хочется большего простора для хозяйствования в Германии. Этого допустить никак нельзя. Такое поведение с моей стороны выглядело бы по крайней мере недальновидно и даже глупо.

Что такое два-три месяца? Это же минимальный срок, чтобы качественно подготовить операцию. Надо же перебросить огромные массы личного состава и вооружения на длительное расстояние.

Фактор времени здесь важен, как нигде».