Снега метельные

Такого поворота Ирина не ждала, растерялась, молча подала зачетку. Да и что скажешь в таком положении: дескать, не надо мне никаких скидок, дайте билет, все честь по чести? Принципиально, да глупо. Бестактно, по меньшей мере, так ей казалось.

Он поставил зачет, расписался и даже поколыхал слегка ее зачетную книжку, услужливо выжидая, пока просохнут чернила, затем подал книжку Ирине.

— Спасибо... Я могу идти?

Он не ответил. Было уже поздно, за окном темнел скорый декабрьский вечер. Ирина понимала, что делать ей здесь больше нечего, пора уходить. Но ей не хотелось уходить, не хотелось — и все! И потом она еще кое-чего не выяснила. Кое-чего...

Беспалов, как это делают люди после долгого сиде­ния на одном месте, прошелся по кабинету, делая мед­ленные, длинные шаги, разминаясь.

— Интересное время — студенчество, не правда ли?— Похоже, он настроился поболтать. Раньше Ирина дума­ла, что ему лет тридцать пять, не больше, но сейчас он устал и выглядел на все сорок.— Вы дома живете или в общежитии? А-а... Так-так... За трамваем студент бежит волком, в трамвай ломится медведем, а едет зайцем.

Он не улыбнулся, но явно рассчитывал на ее улыб­ку — как-никак шутка.

— Но это же старо, боже мой!—Ирина расхохота­лась.— Как вы отстали от жизни.

Он все еще оставался доцентом, никак не хотел заме­чать в Ирине женщину. Ей хотелось поиграть с Беспало­вым, пошалить.

— Зачем вам такая громада черепов? Как вы их соби­рали? Бульдозером, наверное?

Наконец-то он рассмеялся, и потом начал рассказы­вать довольно живо и интересно о наиболее ценных, с его точки зрения, экспонатах.

— Воо-он тот мне покажите, пожалуйста,— попроси­ла Ирина, показывая пальцем в самый дальний угол.

Беспалов приставил к стеллажу зеленую, похожую на саранчу, стремянку, легко поднялся, потянулся за чере­пом. Ирина увидела его импортные, редкого узора носки и снова с досадой подумала, что даже к носкам его не может придраться. Почему-то ей хотелось именно при­драться к чему-нибудь.

Он подал ей шершавый череп, пожелтевший, навер­ное, не за одно столетие, протянул ей так, как обычно подают цветы — медленно, благоговейно.

— Какой-то человек жил, думал, мечтал. Может быть, учился, и тоже медицине, со смертью боролся,— проговорила Ирина, глядя в пустые глазницы. Ей стало грустно...

В институтском подъезде он предложил подвезти ее на своей машине.

Ирина плохо помнила, о чем они говорили дорогой. Ей хотелось пошалить, и она шалила, а потом расхоте­лось, и она перестала. Но обратила внимание на то, что Беспалов ловко ввернул в свою речь что-то насчет своей холостяцкой жизни. Вроде бы к месту сказал, как будто мимоходом, просто так, но сказал дважды, это точно. Однако принимать это за намек Ирине не хотелось, она сегодня устала. В конце концов, он мог сказать об этом, просто заполняя промежуток в своей болтовне,— надо же развлекать попутчицу, если взялся везти.

На следующую лекцию по анатомии Ирина собира­лась с особой тщательностью, сходила в парикмахер­скую, дома долго маячила перед зеркалом, примеряя бе­лый халат и накрахмаленную шапочку. В аудитории за­няла свое обычное место, но перед самым звонком вдруг разволновалась и на глазах у всех неожиданно пе­решла в последний ряд.

«Человек потерял равновесие»,— вспомнила она лек­цию о центре тяжести.

С галерки она пристально следила за Беспаловым, уверенная, что он ее не видит. Заметил ли он ее отсутст­вие в первом ряду? Сегодня он острил и отвлекался от темы больше обычного. Возможно, так ей показалось, она ведь не считала количество его острот на прежних лек­циях. Просто на него нашло вдохновение.

Заметил или не заметил? Ирина избрала утешитель­ный для себя вариант: заметил, но сделал вид, что ему безразлично. Из аудитории он вышел, как всегда, пря­мой, надменный, не обернулся.

«Бог знает, что ты о себе возомнила. Да он уже забыл про тебя! Мало ли у него всяких-разных, таких вот мимо­летных встреч со студентками. Чего ради он должен именно тебя выделять из числа всех?..»— думала Ирина, а в глубине, в самой глубине сознания шевелился чер­тик: а кого же еще, если не меня? Не может такой вос­питанный, такой умный человек говорить каждой встречной и поперечной о своей холостяцкой жизни.

Воспитанный, деликатный, человек науки... Так он и вел себя с ней, воспитанно, деликатно, и нечего горо­дить семь верст до небес. Она помогла ему во время за­чета, он ее поблагодарил, довез до дома. Воспитанно, де­ликатно, все чин чином. А если ты сама втюрилась в доцента Беспалова, так нечего его винить. Не ты первая, не ты последняя, в него весь курс влюблен. «Ишь, цаца какая самонадеянная!..»

Самокритика помогла. На следующей лекции Ирина уже спокойно сидела в первом ряду на прежнем месте. Она относится к Беспалову с уважением,— этого достаточно и ему, и ей. Он и не думал за ней ухаживать, поскольку старше ее лет на пятнадцать по меньшей мере. Посерьезнее надо жить, построже к себе относиться.