Снегирь и волк

Снова слабый согласный кивок. Альфа взял волчицу за подбородок, принуждая поднять взгляд:

— Смотри, Полина. Моё терпение не безгранично. Ещё один залёт — и ты никуда не поедешь.

Тем же вечером женщина драила пол в коридоре. Все давно спали, было около полуночи, но приказ альфы. Виттур знал про каникулы, уже знал! Не хотелось думать, что он специально лишит её праздника. Всё-таки, каким бы бессердечным ни был Белый волк, подлости оборотница за ним раньше не замечала. И так хотелось вырваться из этого ада. В голову то и дело приходили малодушные мысли уехать отсюда и не возвращаться, остаться с Яном. Потом женщина одёргивала саму себя, перехватывала абуг и тёрла пол дальше. Одно дело, когда здесь в тюрьме её тело, однажды это закончится. Год, два, испытания Совета — и она свободна. Другое дело стать парой Яна Гриса, это уже навсегда, назад не отыграешь.

Рядом кто-то стал. Полина вопросительно глянула на Айне. Та улыбнулась:

— Давай помогу.

Работать молча было неудобно. Потихоньку женщины разговорились.

— …Сильно скучаешь по своей семье?.. Хотя что я спрашиваю?

— Неимоверно, Айне, — грустно улыбнулась волчица. — Мне иногда кажется, что я всё выдерживаю, только потому, что сделать больнее мне уже невозможно. Но с другой стороны всё это: занятия, тренировки, бесконечные придирки и наказания — помогает хоть ненадолго отвлечься, забыть, что где-то мой сын один.

— Полина, почему один? — Айне оперлась на абуг. — У него остался отец, есть бабушки, дедушки.

— О боже! — взвыла женщина. — Да я бы дьяволу душу продала, лишь быть рядом с сыном! Незримо, тайком, украдкой! Я бы не оборачивалась оборотнем, ела бы одну траву, но рядом! Видеть, что с ним всё хорошо. Что ни одна гадина его не обижает.

— Его могли обижать и при тебе, — возразила экономка и добавила: — Всё зависит от самого мальчика. Но я тебя поняла. Прости, что затронула эту рану, раскровила.

— А она и не заживала никогда.

Айне с жалостью смотрела на помрачневшую женщину, на побелевшие от напряжения пальцы на ручке абуга. Растрёпанные чёрные волосы ещё больше подчёркивали бледную кожу и большущие, полные слёз глаза.

— Ты никогда раньше не рассказывала о своей тоске. Я думала, ты… привыкла, смирилась.

Чёрная волчица запрокинула голову кверху, чтобы сдержать слёзы:

— Я жду каждую ночь, потому что только во сне могу встретиться с ними.

— Поплачь, если хочешь: легче станет.

— Не станет, — резко ответила оборотница, поджимая губы.

Айне хотела что-то сказать, но вдруг замерла, а за ней и Полина. В начале коридора безмолвной статуей застыл Рейнгольд Виттур.

Сколько он уже здесь стоит? Что успел услышать? И волчица торопливо перебирала сказанные слова: не ляпнула ли чего лишнего? Вожак медленно подошёл. Причём по его лицу нельзя было понять, к чему готовиться: к пустому разговору, что совсем не в духе Виттура, или к очередному нагоняю, хотя непонятно за что. Мужчина быстро глянул на экономку:

— Вон!

Та почти бегом бросилась к лестнице. Полина зябко поёжилась, втягивая голову в плечи. Оборотень обошёл Чёрную волчицу по кругу:

— Тебе стало бы легче, знай ты, что с твоим детёнышем на Земле всё в порядке?

Волчица вскинула голову. Он слышал! Женщина немного помолчала, но всё-таки ответила:

— Да. Знать, что мой сын жив, что у него всё в порядке, как раньше бегает на тренировки по футболу… — она с надеждой глянула на оборотня. — А вы можете?

Альфа насмешливо смотрел на подопечную:

— Я не Грис и не Карнеро, Снегирь… Просто любопытно стало.

Полина опустила голову, кусая губы, чтобы не сказать этой сволочи, что она думает о таком любопытстве, а внутри с утроенной силой запульсировал знакомый сгусток боли. Рейнгольд пристально наблюдал за волчицей, следя за малейшими изменениями на её лице. Чтобы скрыть чувства, женщина схватилась за швабру. Абуг был в опасной близости от дорогой обуви мужчины. И когда тряпка всё-таки мазнула по чёрным ботинкам, оборотень наступил на мокрую ткань, тем самым привлекая внимание подопечной:

— В том, что ты переживаешь за своего сына, нет ничего особенного или героического. Ты мать. Думать о собственных детях — здоровый инстинкт любой самки.

И что? Зачем он говорит это? Но Рейнгольд уже повернулся и направился к лестнице. Через пару минут выскочила Айне.

— Ну? Чего хотел альфа?

Волчица пожала плечами:

— Сама не знаю.

Экономка смущённо кашлянула, поглядывая на женщину.

— А ты ничего странного за нашим альфой не замечала?

— Нет, — оборотница пожала плечами. — Такой же как всегда. Псих отмороженный.

Айне шикнула на волчицу, оглядываясь на всякий случай. Полина криво усмехнулась, но не стала развивать эту тему. Вдвоём они быстро домыли пол в коридоре и, пока убирали абуги в подсобку, Белая волчица решилась узнать то, что давно не давало покоя.

— Полина…

— Спрашивай, — улыбнулась та.

— Это очень больно, когда тебя кусает оборотень?

Женщина, признаться, не ожидала подобного вопроса. На секунду задумалась, потом коротко кивнула:

— Да.

А перед глазами встал образ чёрного чудовища с ощеренной пастью, тёплая кровь, заливающая тело… Как она могла объяснить разницу: когда тебя кусают, а когда едят?!