Снеговик

— Ну, Карин, посмотри на этого молодца и скажи, следует ли ему идти со мной на лукавца.

Лукавцем далекарлийские крестьяне называют медведя, ибо избегают настоящего его названия.

Карин закрыла глаза руками и стала что-то с живостью говорить брату.

— Говорите по-шведски, раз вам знаком этот язык, — сказал ей Христиан, которому не хотелось упустить что-либо из обряда посвящения. — Прошу вас, матушка, научите меня, как мне должно поступать.

Ясновидящая с каким-то ожесточением крепко зажмурила глаза и сказала:

— Либо ты не тот, о ком я грезила, либо ты позабыл язык, знакомый тебе с колыбели. Оставьте меня оба, и ты и тень твоя: я ничего не скажу, я поклялась никому не говорить о том, что мне известно.

— Терпение, — сказал даннеман Христиану. — С ней всегда так поначалу. Попроси ее поласковее, и она предскажет тебе твою судьбу.

Христиан повторил свою просьбу, и ясновидящая, по-прежнему прикрывая глаза бледными руками, заговорила наконец поэтическим слогом, словно произнося заученные наизусть речи:

— Лютый рычит в зарослях вереска, разорвав узы свои! Он умчался! Он умчался на восток, по долинам, меж топей, трясин и ядовитых потоков!

— Означает ли это, что он ускользнет от нас? — спросил даннеман, почтительно внимая словам сестры.

— Я вижу, — продолжала она, — я вижу, как бредут меж смрадных потоков клятвопреступники и убийцы! «Понятно ли вам это? Известно ли, что я хочу сказать?»

— Нет, не известно, — ответил Христиан, узнав в этих словах знакомый ему припев древних скандинавских песен «Волуспы» и узнав также, как показалось ему, голос, звучавший среди камней Стольборга.

— Не перебивай ее, — сказал даннеман. — Продолжай, Карин; мы слушаем.

— Я видела, как пылает огонь в очаге богача, — молвила она. — Но на пороге его стояла смерть.

— Ты имеешь в виду этого молодца? — спросил даннеман сестру.

Она продолжала, будто не слыша вопроса:

— Однажды в поле я подарила одежду двум лесным людям; едва надев ее, они обернулись богатырями — обнаженный человек робок.

— Вот видишь! — воскликнул Бетсой, с простодушным торжеством глядя на Христиана. — Теперь-то, надеюсь, тебе ясны ее слова?!

— Вы так думаете?

— Разумеется, все ясно! Она советует тебе получше одеться и вооружиться.

— Совет, безусловно, хорош; но разве это все?

— Слушай, слушай, она сейчас опять заговорит, — сказал даннеман.

И ясновидящая заговорила:

— Безумец полагает, что будет жить вечно, если уклонится от боя; но даже старость не принесет ему мира: миром обязан он будет лишь копью своему. «Понятно ли вам это? Известно ли, что я хочу сказать?»

— Да, да, Карин! — вскричал обрадованный даннеман. — Ты хорошо сказала и можешь вновь уснуть; дети будут охранять твой сон, и ничто тебя не потревожит.

— Тогда оставьте меня, — сказала Карин. — «Вала снова погрузится во мрак».

Она закрыла лицо покрывалом, и костлявое тело ее, казалось, утонуло, исчезло в перине гагачьего пуха — богатом подарке даннемана, благоговейно почитавшего сестру.

— Ты доволен, надеюсь, — сказал он Христиану, доставая лежавшую в углу длинную веревку. — Хорошее предсказание!

— Очень хорошее, — ответил Христиан. — На этот раз я его понял. Человеку осмотрительному незачем прятаться, самое верное — идти прямо навстречу врагу. Итак, в путь, дорогой мой хозяин! Но на что вам эта веревка?

— Дай руку, — сказал даннеман.

И он принялся тщательно обвивать веревкой левую руку Христиана.

— Вот этим ты отвлечешь внимание лукавца, — сказал он. — Когда он схватится обеими лапами за твою руку, ты другой рукой всадишь ему в брюхо рогатину; впрочем, я тебе все объясню по дороге. Ты готов — идем же!

— Ну что? — воскликнули офицеры, ожидавшие Христиана в сенях. — Суждена ли нам удача?

— Что касается меня, — ответил Христиан, — я, видимо, стал неуязвим; что же касается медведя — вряд ли ему посчастливится так, как мне. Впрочем, ясновидящая сказала, что он убежит на восток.

— Нет, нет, — прервал его даннеман таким серьезным и уверенным тоном, что все шутки мигом прекратились: — Было сказано, что лютый устремится к востоку, а вовсе не то, что он останется жив. В дорогу!

Но до того, как последовать за Христианом на охоту, вернемся на несколько минут в замок Вальдемора, откуда барон, едва взошло солнце, выехал в сопровождении всех гостивших у него мужчин, способных участвовать в охоте, и двухсот или трехсот загонщиков.