Снеговик

Вопрос был задан резким, почти агрессивным тоном, позволившим Харри понять: этот человек привык командовать. И во всем контролировать своих близких. Как же получилось, что его жена исчезла из дома, не сказав, куда направляется?.. Да и какая благополучная нормальная мать бросит посреди ночи десятилетнего сына? Что-то тут определенно не так.

— Иногда мы сами не знаем, что ищем, пока не найдем, — ответил Харри. — Такая практика.

И в это мгновение ему удалось наконец поймать взгляд Беккера, прятавшийся за стеклами очков. В отличие от сына глаза у него были светло-голубые, и в них явственно читалась ложь.

— Ну тогда извольте, — разрешил Беккер.

В спальне было прохладно и чисто. Ничем не пахло. На двуспальной кровати лежало вязаное покрывало. На одной тумбочке стояла фотография пожилой женщины. Ее сходство с Филипом Беккером подсказало Харри, что это его половина постели. На другой тумбочке стояла фотография Юнаса. В шкафу с женскими платьями витал слабый аромат духов. Харри заметил, что вешалки висят на равном расстоянии друг от друга, как будто каждая желает, чтобы ее оставили в покое. Черные юбки, тертые короткие джинсы с цветами и блестками. В низу шкафа были ящики. Харри выдвинул верхний. Белье. Черное и красное. Следующий ящик. Чулки и пояса. Третий ящик. Украшения в специальном ярко-красном фетровом держателе с прорезями. Взгляд Харри упал на большой сверкающий перстень с яркими камнями. Ящик был похож на крошечный Лас-Вегас. Ни единой пустой прорези.

Из спальни дверь вела в недавно отремонтированную ванную с душевой кабиной и стальной стойкой для раковины.

В комнате Юнаса Харри сел на маленький стул возле маленькой парты. На парте лежал калькулятор со сложными математическими функциями. Он был новенький, как будто его никто никогда не использовал. Над партой висел плакат: семь дельфинов в волнах — и календарь на весь год. Некоторые даты были обведены кружочками и подписаны печатными буковками. Харри прочитал о днях рождения мамы, дедушки, о поездке в Данию, о зубном враче в десять часов. Две даты в июле были отмечены словом «доктор». Памяток о футбольных матчах, о премьерах фильмов или о днях рождения приятелей Харри не увидел.

Тут он боковым зрением заметил розовый шарф, лежащий на кровати. Пожалуй, это не тот цвет, которым хотел бы украсить себя паренек такого возраста. Харри взял шарф. Он был влажный, и до Харри донесся легкий запах волос, кожи и духов. Тех же самых, какими пахло в шкафу в спальне.

Он снова спустился на первый этаж. Остановился возле кухни, где Скарре продолжал задавать стандартные для расследования дела об исчезновении вопросы. Позвякивали кофейные чашки. Диван в гостиной казался огромным, возможно, из-за тщедушного существа, которое сидело там, уткнувшись в книгу. Харри подошел ближе и увидел в ней фотографию Чарли Чаплина во весь рост. Харри присел рядом.

— А ты знаешь, что Чаплин — английский дворянин? Сэр Чарльз.

Юнас кивнул:

— Но они все равно вышвырнули его в США.

Юнас перелистал книгу.

— Ты болел этим летом, Юнас?

— Нет.

— Но ты же был у доктора. Два раза.

— Мама просто хотела, чтобы меня осмотрели. Мама… — Голосок вдруг дрогнул.

— Ты скоро снова ее увидишь, — утешил мальчика Харри и положил ладонь на худенькое плечико. — Она же не взяла с собой розовый шарф. Тот, что лежит у тебя в комнате.

— Его кто-то повязал на шею снеговику, — тихо произнес Юнас. — А я забрал обратно.

— Это, наверное, мама не хотела, чтобы снеговик замерз.

— Она бы никогда не отдала свой любимый шарф снеговику.

— Ну, может быть, это сделал папа.

— Нет, это сделал кто-то другой, после того как он уже уехал. Ночью. Тот, кто украл маму.

Харри медленно кивнул:

— А кто этого снеговика скатал, Юнас?

— Не знаю.

Харри посмотрел в окно. Вот почему он приехал сюда сам, а не послал кого-нибудь из сотрудников. Ему почудилось, будто через всю комнату прошла ледяная трещина.

Харри и Катрина сели в машину и отправились вниз по улице Хиркедалсвейен по направлению к Майорстуа.

— Что вы первым делом отметили, когда мы приехали? — обратился Харри к напарнице.

— То, что там живут далеко не родственные души, — ответила Катрина, пролетая на всех парах пункт въезда на платную дорогу. — Скорее всего, у них несчастливый брак. Вдобавок заправляет в семье муж.

— Хм. А почему вы так подумали?

— Ну, это же совершенно очевидно, — улыбнулась Катрина и взглянула в зеркало заднего вида. — Разница во вкусах.

— Поясните.

— Вы видели этот безобразный диван и столик в гостиной? Типичная мебель «под девятнадцатый век», купленная человеком двадцатого века. Но обеденный стол из беленого дуба с алюминиевыми ножками выбирала она. К тому же это «Витра».

— Что за «Витра»?

— Фирма. Швейцарская. Дорогая. Такая дорогая, что, если бы она купила вполне приличные копии, а не оригинал, сэкономила бы на обстановку для всей этой чертовой гостиной.

Харри отметил про себя, что чертыхнулась Катрина не так, как это делают обычно. В ее устах ругательство звучало неким языковым контрапунктом, который лишний раз подчеркивал ее принадлежность к высшему классу.

— Ну и что?