Снеговик

Она улыбнулась и провела ладонью по его щеке:

— Неважно. Не я, так другая, правда?

— Что? — возмутился он. — Нет.

Она рассмеялась:

— Ты симпатичный. Милый и задумчивый. А с ними что случилось? — Она потрогала его грудь.

Матиас почувствовал в душе что-то черное. Безобразное, черное и восхитительное.

— Я таким родился, — ответил он.

— Это болезнь такая?

— Обычно встречается вместе с феноменом Рейно и склеродермией.

— А что такое склеродермия?

— Наследственный синдром, при котором ткани тела перерождаются в соединительную.

— Это опасно? — Она осторожно провела пальцем по его груди.

Матиас улыбнулся и почувствовал нарастающую эрекцию:

— Феномен Рейно означает только, что пальцы рук и ног становятся белыми и холодными. Склеродермия хуже…

— Да?

— Соединительные ткани растягивают кожу, она разглаживается, морщины исчезают.

— Ну так это же здорово, разве нет?

Ее рука поползла вниз.

— Натянутая кожа скрывает мимику, и лицо превращается в застывшую маску.

Маленькая горячая ладошка ухватилась за его член.

— Кисти, а потом и руки скрючиваются, и тебе не удается их выпрямить. Под конец ты можешь лишь лежать, не в силах пошевелиться, и ждать, когда тебя задушит собственная кожа.

Она прошептала:

— Какая ужасная смерть.

— Лучший выход — убить себя до того, как это сделает болезнь. Ты не могла бы лечь на край кровати? Я хочу сделать это стоя.

— Так вот почему ты пошел в медицинский, да? — спросила она. — Чтобы найти выход. Вылечиться.

— Единственное, чего я хочу, — ответил он и встал напротив кровати во всей своей эрегированной красе, — так это понять, когда придет время умирать.

Новоиспеченный врач Матиас Лунн-Хельгесен был популярнейшей фигурой в неврологическом отделении Хёукеланнской больницы в Бергене. И врачи, и пациенты считали его вдумчивым, умным и внимательным человеком. Последнее качество особенно пригодилось, когда он начал принимать неизлечимых больных. Таким людям медицина может предложить не исцеление, а только облегчение. Врачи, к которым попадали пациенты с тяжелыми формами склеродермии, всегда направляли их к молодому приветливому коллеге, который уже начал задумываться о докторской степени по иммунологии. Однажды поздней осенью Лайла Осен пришла к нему вместе с мужем и их маленькой дочерью. У девочки так сводило ручки и ножки, она так страдала от боли, что Матиас поначалу диагностировал болезнь Бехтерева. Оба супруга заявили, что в их семьях встречались случаи ревматизма, поэтому Матиас взял у них кровь на анализ и приложил к анализам девочки.

Когда пришли результаты, Матиас, сидя за своим столом, перечитал их трижды и почувствовал, как в душе снова поднимается знакомое черное, безобразное и восхитительное чувство. Результаты были отрицательные. И в медицинском смысле, потому что Бехтерев оказался ни при чем, и в смысле благополучия семьи, потому что господин Осен тоже оказался ни при чем: он не был биологическим отцом девочки. Матиас был уверен, что он об этом не догадывается, а Лайла Осен не только догадывается — знает наверняка: ее лицо слегка дрогнуло, когда он попросил всех троих сдать кровь. Встречается ли она по-прежнему с тем, другим? Каков он из себя? Может, он живет в доме с газоном у крыльца? Какие тайные изъяны скрывает его одежда? И как и когда дочь узнает, что ее всю жизнь водила за нос эта лживая сука?

Матиас посмотрел вниз и понял, что он опрокинул на себя стакан с водой. Большое мокрое пятно расползлось по брюкам, и он почувствовал, как холод поднимается от живота все выше, до самой головы.

Он позвонил Лайле Осен и сообщил ей о результате. Медицинском. Она, не скрывая облегчения, поблагодарила его и повесила трубку. Матиас долго смотрел на телефон. Боже, как он ее ненавидел! Всю ночь он пролежал без сна на своей узкой кровати в комнатенке, которую снимал со времен получения диплома. Матиас попытался сесть за книгу, но буквы плясали перед глазами. Попробовал мастурбировать: обычно это так изматывало физически, что он мгновенно засыпал, но в ту ночь так и не смог сосредоточиться. Он загнал иглу глубоко в побелевший большой палец ноги, просто чтобы увериться, что еще может чувствовать хоть что-то. В конце концов он свернулся калачиком под одеялом и плакал, пока рассвет не перекрасил ночь в серое утро.

Матиас принимал и людей с обычными жалобами по части неврологии. Одним из его пациентов был полицейский из бергенского управления. После обследования этот среднего возраста здоровяк стоял и одевался. Запах немытого тела и перегара стоял просто удушающий.

— Ну? — рявкнул он на Матиаса, как будто тот был одним из его подчиненных.

— Начальная стадия невропатии, — ответил Матиас. — Нервные окончания стоп не в порядке, отчего понижена чувствительность.

— Вот, значит, почему я стал ходить как последний алкаш?

— А может, вы алкаш, Рафто?

Полицейский прекратил возиться с пуговицами на рубашке, и краска стала подниматься по шее, как ртуть в термометре.

— Ты что такое болтаешь, молокосос?