Снеговик

— Может, и верно, но мы-то отвечаем не за всю территорию, Харри. Здесь у нас Управление полиции по городу Осло. — И Хаген положил ладони на стол, намекая, что аудиенция окончена.

— Да ведь я о чем толкую? — Харри почесал подбородок. — Это добралось и до Осло.

— Что «это»?

— Вчера я обнаружил в снеговике мобильный телефон пропавшей Бирты Беккер. Я сам не знаю, что это, шеф. Но, думаю, надо в нем хорошенько разобраться и вытащить на свет. Причем быстро.

— Статистика — вещь интересная. — Хаген взял мизинец батальонного командира Ясуды и принялся поглаживать его большим пальцем. — И я, конечно, понимаю, что последний случай с пропавшей женщиной дает повод для беспокойства. Но этого недостаточно. Так что давай, выкладывай причину, по которой ты вздумал озадачить Скарре этим рапортом.

Харри задержал взгляд на Хагене, достал из внутреннего кармана мятый конверт и протянул шефу.

— Его положили мне в почтовый ящик сразу после того ток-шоу, в котором я участвовал в начале сентября. До сих пор я считал, что это выходка какого-то психа.

Хаген достал из конверта листок бумаги, прочитал девять предложений, составлявших текст, и снова воззрился на Харри, качая головой:

— Снеговик? А что такое The Murri?

Харри коротко объяснил и закончил:

— Вот почему я боюсь, что речь идет об этом.

Комиссар глядел на него непонимающе.

— Хотелось бы мне ошибаться, — произнес Харри, — но думаю, нас ждут чертовски тяжелые времена.

Хаген вздохнул:

— Чего ты хочешь, Холе?

— Я хочу следственную группу.

Хаген посмотрел на Харри. Как и все остальные сотрудники полицейского управления, он считал Харри упрямым, высокомерным, склочным и непредсказуемым алкоголиком. С другой стороны, Хаген был рад, что он с Харри находится по одну сторону баррикад и что тот никогда не вцепится ему в горло.

— Сколько? — спросил он. — И на какой срок?

— Десять человек. На два месяца.

— Две недели? — воскликнул Магнус Скарре. — Четверо? Всего-то? И это на расследование убийства!

Он возмущенно посмотрел на остальных коллег, которые набились в кабинет Харри Холе. Их было трое: Катрина Братт, сам Харри и Бьёрн Холм из криминалистического отдела.

— Больше Хаген не дал. — Харри откинулся на спинку кресла. — И это не расследование убийства. Пока.

— Что же это тогда такое? — спросила Катрина Братт. — Пока?

— Дело об исчезновении человека, — ответил Харри. — Но не забывайте, что в нем много общего с другими подобными случаями, имевшими место в последние годы.

— Речь идет о семейных женщинах, которые внезапно исчезли поздней осенью? — спросил Бьёрн Холм, демонстрируя остатки говора, который он вывез из родного Тотена вместе с коллекцией виниловых пластинок Элвиса, «Секс Пистолз» и «Джейсон энд Зе Скорчерз», тремя костюмами работы нэшвиллского портного, американской Библией, немного коротковатым диваном-кроватью и столовым гарнитуром, пережившим уже три поколения Холмов. Все это он запихал в прицеп и притащил в столицу на стареньком «амазоне» — модели, в последний раз сошедшей с конвейера «Вольво» еще в 1970 году. Бьёрн Холм выложил за него двенадцать тысяч, но каков у «амазона» пробег, никто так и не смог разобраться, потому что показания спидометра только приближались к сотне тысяч километров. Тем не менее этот автомобильчик был выражением всего, чем являлся и во что верил сам Бьёрн Холм. К тому же он пах лучше всех машин на свете: смесью запахов дерматина, жестянки, моторного масла, выцветшей под солнцем полки для шляп, завода «Вольво» и человеческого пота, которым лоснилось водительское сиденье. Для Бьёрна Холма то был не просто пот, но благородный глянец, квинтэссенция всех предыдущих владельцев: их души, кармы, всего, что они проглотили на своем веку, и вообще — того, как они жили в целом. С зеркала заднего вида свисали игральные кубики — настоящие плюшевые кубики фирмы «Фаззи-дайс». Нелепая игрушка как нельзя лучше символизировала искреннюю любовь и ироничное отстранение, испытываемое к американской культуре и эстетике сыном норвежских крестьян, которому в одно ухо пел Джим Ривз, в другое — «Рамонс», а сам он в равной степени обожал и то и это.

Теперь Бьёрн Холм сидел в кабинете Харри в своей растаманской шапочке, из-за которой был больше похож на наркодилера, чем на эксперта-криминалиста. Из-под шапочки торчали огромные огненно-рыжие котлетообразные бакенбарды, обрамлявшие круглое приятное лицо с широковато посаженными круглыми же глазами, делавшими его похожим на вечно удивленную рыбину. Это был единственный человек, которого Харри специально попросил включить в следственную группу.

— И вот еще что. — Харри протянул руку и хлопнул по проектору, что стоял между стопками документов у него на столе.

Магнус Скарре выругался и прикрыл ладонью глаза: резкий луч света, в котором различались размытые буквы, уперся ему прямо в лицо. Он передвинулся на другое место, а Харри тем временем вещал из-за проектора:

— Это письмо оказалось в моем почтовом ящике примерно два месяца назад. Адреса и имени отправителя нет, почтовый штемпель поставлен в Осло. Отпечатано на стандартном струйном принтере.