Снегурка быстрой заморозки

— И за бо-орт ее броса-ает в набежа-авшую волну! — с готовностью напел Сереня.

Спелый абрикос, который Гриня так долго гипнотизировал взглядом, сорвался с ветки над столом и шумно упал в кувшин.

— Потопит как котят, — подтвердил Леня, проводив взглядом булькнувший фрукт.

Он побарабанил пальцами по столешнице.

— Еще компотику? — в окно летней кухни выглянула мамуля.

— Не, нахлебались уже, — невежливо отказался Сереня.

Мамуля снова спряталась в домике. Поглядев на окошко с беленькими занавесочками, Леонид сказал:

— Я так думаю, нам нельзя нашу бабу с острова забирать. Мало ли как может получиться! Вдруг не удастся сразу забрать марку? Не будем же мы опять волочь тетку на остров? Тягать бабу туда-обратно — слишком хлопотно, а другого места, чтобы спрятать ее где-нибудь поближе, под рукой, у нас нет.

— А я придумал, придумал! — подпрыгнул на лавочке Сереня. — Мы обменяем на марку не саму бабу, а ее координаты! Сообщим их второй тетке, как только получим свое добро, и пусть она тогда сама думает, как ей подружку с острова вытащить!

Леня немного помолчал, потом кивнул:

— Так и сделаем.

— А теперь давайте думать, как будем забирать марку! — Сереня обрадовался возможности приступить к обсуждению самого интересного этапа операции. — Я предлагаю сделать это так…

Без четверти пять я перешагнула через чугунную цепь, препятствующую въезду в пешеходную зону автомобилей, которые в случае отсутствия ограждения неминуемо заполонили бы собой всю Пушкинскую площадь. Впрочем, в этот час и сама площадь, и автостоянка рядом с ней были пусты. На паркинге еще стояла хоть пара машин, а вот лавочки по периметру квадрата, затейливо выложенного разноцветной брусчаткой, пустовали все до единой. Было жарко, очень хотелось спрятаться от палящего солнца. С вожделением посмотрев на густую тень под лавочкой, я с сожалением отказалась от мысли растянуться плашмя на прохладной брусчатке. Отличная нежаркая конурка, но меня же в ней не будет видно, а я специально вылезла на середину площади в карнавальном костюме Светофорчика, чтобы Пискля гарантированно меня заметил!

Обойдя вокруг памятника, я уселась в серое пятно тени, отбрасываемой бронзовым Пушкиным, прямо на ступеньку постамента. Мрамор нагрелся, сидеть на нем было как-то странно: казалось, что температура отполированной поверхности вот-вот еще повысится и моя задняя часть в зеленых штанишках начнет аппетитно подрумяниваться. Пушкинская тень была жидкой и не позволяла сколько-нибудь остудиться, при этом двухметровая бронзовая фигура ощутимо дышала жаром. Наверное, поэтому на плечах монумента не сидели голуби: боялись обжечь лапки.

Я свои лапки — в смысле, руки — тоже не стала раскидывать по горячему камню, чинно сложила на коленках, поверх сумки с ценным содержимым: там, в бумажнике, в свободном кармашке для кредитной карточки, лежал прозрачный пакетик с Голубой Булабонгой.

Борясь с одолевающей меня дремотой, я потерла глаза кулаками. Поглядела на часы: семнадцать ноль три! Ну, где же мой писклявый мафиози?

Предводитель школярской банды не появлялся, зато из-под елочек в глухом закоулке за библиотекой выползло редкостное чудо: хилый старичок в длинном, не по росту, медицинском халате и широкополой соломенной шляпе. Физиономию дедка скрывала густая растительность, за кудлатой черной бородой и лохматыми бровями лица было вообще не видно. Звонко шлепая подошвами детских сандалет по брусчатке, чудо выступило на середину площади и остановилось напротив памятника, заложив ручки за спину и покачиваясь с пяток на носочки. Я перестала сонно хлопать глазками и зевать.

— Ну, что таращишься? — вполне добродушно поинтересовался дед.

Услышав знакомый писклявый голос, я подпрыгнула.

— Марку принесла? Давай сюда, — велел Пискля.

— Ничего себе, ты загримировался! — восхитилась я. — А я-то думала, что это я вырядилась, как чучело!

— Чучело и есть, — обидел меня Пискля. — Марку, говорю, давай! Сколько я буду торчать тут, как памятник? Мне жарко в этой бороде!

— Сними бороду, — я пожала плечами. — А марку я тебе не отдам, пока не увижу Ирку.

— Бороду не сниму, чтобы ты меня не запомнила, а подружку свою увидишь, когда отдашь выкуп, — уперся бородатый школьник.

Я задумалась. Не обманет ли меня этот паршивец?

— Не хочешь — не надо. — Пискля повернулся ко мне спиной и сделал вид, что уходит.

— Ладно, будь по-твоему! — я испугалась, что Ирка останется в плену, и сдалась.

Бородатый прохвост с готовностью остановился и протянул ко мне сложенную ковшиком ладошку.

— Не так быстро, — сквозь зубы процедила я, перебрасывая на живот свою сумку.

Дернула «молнию» — и ее заклинило на середине! Тьфу, пропасть, всегда так: где тонко, там и рвется! В смысле, в самый ответственный момент случается какая-нибудь копеечная, но крайне неуместная подлость!

Моя любимая сумка время от времени проделывает этот трюк, отказываясь либо открыться, либо закрыться, и поэтому большую часть времени пребывает в промежуточном состоянии. Вот и сейчас бегунок замка перехватил косой разрез на сумчатом брюхе точно посередине, и ни туда ни сюда!