Снегурка в постель

Подхватил в ночном клубе Карину, прилипшую к нему банным листом, но не захотел ехать к себе, до родительского дома было ближе.

Вот и приехал.

А тут такой подарочек.

Снегурка в постель.

Сладкая, горячая и нежная.

Короче, самое то, что требуется, чтоб расслабиться.

Вот и расслабился.

И планировал еще расслабляться.

Утром.

А она, значит, решила переиграть.

Виктор усмехнулся, прошел по дому, особое внимание уделяя возможным пропажам. Но нет.

Снегурка захватила только свои вещи.

Сейф с двойной кодировкой и дополнительной защитой по отпечатку пальца не тронула.

Разбросанные по кабинету побрякушки так и остались валяться.

На столе, где они вчера начали свое новогоднее развлечение, лежала корона Снегурки.

Виктор взял ее, задумчиво покрутил в пальцах. Вынул из крепления светлый длинный волос.

Глупая Снегурка.

Пальчики подтерла.

В том, что легко найдет ее, Виктор не сомневался.

Вот только, надо ли?

Или пусть так и останется новогодним приключением…

Он положил корону обратно на стол и отправился в свою комнату, пожизненно закрепленную за ним в родительском доме.

Досыпать.

3. Если друг оказался вдруг…

— Сашка, ты охерела!

Ванек бегает по своей грязной комнатке в коммуналке, которую получил от мамаши-пьяни, давно умершей. Останавливается только на перекурить нервно, да в окно посмотреть.

Не знаю, что он там хочет нового разглядеть. Дерьмище окраины, бараков пятидесятых годов, временного жилья комсомольцев, приехавших со всей страны на комсомольскую стройку.

Временное жилье, ставшее постоянным.

Бабка Ваньки тоже была из этих. Комсомольцев. Светлое будущее строила, ага. Так и померла тут, в этом бараке. Не исключено, что на этой же кровати, где сейчас Ванька спит, да баб своих одноразовых трахает.

Я потому не хочу тут оставаться. Поначалу думаешь, что оно на месяц буквально. Перекантоваться в трудные времена. А месяц этот в года растягивается. И потом сама не замечаешь, как… Уже никуда не хочешь.

Нет уж.

Это все — не моя судьба. Не наследственная.

У меня, в отличие от Ваньки, никакого понятия о собственных предках.

Хер их знает, может, они нормальные люди были. Правда, нормальные люди в роддоме не отказываются от младенцев, но… Мало ли что бывает…

Ловлю себя опять на этой тупой слабости: знакомом каждому детдомовцу желании быть не таким, как все остальные. И мечтать о том, что мама придет и заберет. Что произошла ошибка, и так далее. Весь этот бред, короче.

Нехило все же меня новогодняя блядская ночь подкосила. Чудо новогоднее.

Возвращайся-ка, Сашка в реальность.

Вот она, твоя реальность.

Бегает с обосранными штанами по комнате, курит и матерится.

А тебе, похоже, похер…

Смешно как. Реально похер.

Наблюдаю за его прыжками с интересом школьника, лапки у мухи отрывающего.

Не жалко его. Брезгливо только.

Ванька, наконец, выбрасывает сигарету. Отрывается от разглядывания срани за окном.

Разворачивается ко мне с видом человека, принявшего решение.

— Короче, так. У меня на этот дом и на эти флешки был заказ. Ты, сучка, меня подставила. Значит, тебе и отвечать, поняла?

— Эй, тормози, тварь!

Я вскакиваю и делаю шаг к нему.

Понимаю, что за секунду разгоняюсь на сотку, но не могу тормозить.

Этот гондон мне сейчас предъявляет? Это я ему должна предъявлять! Он подставил меня! Тварь! Мы столько лет друг друга знаем! А он вот так в лёгкую отправил меня в дом подполковника из Конторы! И вообще не парится по этому вопросу! Все, что его занимает, так это прикрытие своей жопы! А если б

Виктор меня там не захотел трахать? А? Если б тупо сдал в ментовку? Я бы срок тянула! А он, Ванька, максимум, как соучастник пошел бы! И, возможно, отделался условкой! Потому что у меня никаких нет доказательств его причастности! Только мое слово! Против его! Но я его не сдала! Не сдала! И сейчас он смеет мне предъявлять? Говно!

Все это я ему высказываю в таких выражениях, что моя воспитательница в детдоме, Валентина Васильевна, явно бы не гордилась. И, может, даже подзатыльник бы дала. Но тетя Валя давно в могиле. А я здесь. Рядом с этой тварью, отправившей меня на срок верный.

— Да ты, сучка, не смогла даже сейф открыть! Тебе все дали! И коды, и схему! — орет в ответ Ванька и толкает меня к стене. На эмоциях.

Я, легкая, а потому отлетаю. Больно стукаюсь лопатками о жесткую крашеную поверхность. Но тут же группируюсь, отскакиваю от стены и в полете цапаю гада за ухо зубами. Хорошее место. Болезненное. И кровавое.

Ванька, несмотря на то, что знаком с моими манерами, все же не успевает увернуться.

И падает на пол, визжа, словно поросенок.

А я вытираю окровавленный рот, подхватываю со стола нож.

Раз пошла такая пьянка, сука, режь последний огурец. Это тоже не мое авторство, если чего, это сторож наш, дядя Миша так приговаривал. Хороший мужик. Жаль, тоже спился и помер. Замерз в снегу. Под Новый год, кстати, как раз.

— Ваня, ты меня знаешь, — шиплю я, недрогнувшей рукой приставляя нож к горлу придурка. Он затихает. Потому что реально знает.

Я, вообще, тихая, как мышка. И спокойная очень.

Пока не выведут. А тогда только одно средство — связать и запереть где-нибудь.

Только так.