Снегурка

Распущенные волосы девушки мягкими русыми волнами спадали на плечи и на грудь. Алеша смотрел на нее и не мог насмотреться. Она стояла перед ним так близко в предрассветном зимнем сумраке, но при этом никогда прежде он не ощущал такой огромной пропасти между ними. После слов Дарьюшки в душе у него тяжелым камнем повисло ощущение, что скоро с ними случится что-то нехорошее, что им, и вправду, не суждено быть вместе.

– Я буду бороться за тебя, – сказал он ей и, прежде всего, самому себе.

Дарьюшка кивнула, поцеловала Алешу в губы и прошептала:

– Любимый мой! Давай все это сейчас забудем. Вот ты, а вот я. Больше ничего и никого нет.

– А что потом? – спросил Алеша, чувствуя, как огонь жжет тело, а страсть все сильнее затуманивает его разум.

– А что потом – плевать! – воскликнула Дарьюшка, – ты, главное, мне пообещай, что будешь любить меня всегда, несмотря ни на что.

– Обещаю… Обещаю…

Больше Алеша не мог себя сдерживать. Он скинул с себя одежду, притянул к себе мягкую, податливую Дарьюшку и принялся осыпать жаркими поцелуями ее тело и волосы. Уложив ее на узкую постель, он лег рядом с ней и стал гладить дрожащими пальцами бархатистую, нежную кожу. Когда его пальцы добрались до самого заветного девичьего места, он весь напрягся и даже перестал дышать. Дарьюшка шумно вздохнула, откинувшись на подушку, закрыв глаза от томительного ожидания.

– Замужние подружки рассказывали, что это больно… – прошептала она, – но я ни капли не боюсь. Потому что люблю тебя! Я ради тебя готова любую боль стерпеть!

– Я постараюсь не навредить тебе, Дарьюшка! – ответил Алеша, тяжело дыша.

Он накрыл ее губы поцелуем и навис над ней, опираясь на руки. Дарьюшка обхватила парня за шею, чувствуя, как в живот упирается его твердая мужская плоть.

Но тут входная дверь со скрипом отворилась и, сквозь незадернутую занавеску, Дарьюшка увидела стоящую на пороге темную фигуру бабки Катерины. На несколько долгих мгновений все вокруг замерло, а потом пришло в неистовое движение. Алеша соскочил с кровати и второпях принялся натягивать штаны. Дарьюшка, одним движением надев сорочку, выскочила в кухню и резко задернула занавеску, давая парню одеться. Бабка Катерина, перешагнув порог, с шумом захлопнула дверь и только тогда закричала, страшно выпучив глаза:

– Ах ты, шалашовка распутная! Ах ты, бесстыдница непутевая! Не зря я на тебя, мерзавку, отцу пожаловалась, теперь вот своими глазами вижу, какая ты есть!

– Я вот все думаю, бабка, Катерина, – закричала в ответ Дарьюшка, – за что ты меня не любишь? Что я тебе такого плохого сделала?

Старуха сначала опешила от Дарьюшкиного крика. Спокойная, смирная внучка никогда на нее не повышала голоса. Топнув ногой, она подняла вверх кулак.

– Что сделала? Да ты всю жизнь моему сыну испоганила! Всю жизнь он не живет толком, все с тобой нянькается. Лучше бы ты подохла тогда, двадцать лет назад, вместе со своей матерью! – зло прошипела старуха.

– Так вот чего ты родной внучке желаешь? – изумленно воскликнула Дарьюшка.

– Какая же ты мне родная?

Лицо старухи скривилось до неузнаваемости, глаза налились кровью, вены на шее вздулись.

– Не родная ты мне! И никогда не была родной ни мне, ни Степану! Ты нагуляная твоей матерью, такой же шалавой, как ты сама! – не своим голосом взревела старуха, – Яблоко от яблони… Ведь знала же… Ведь говорила Степану…Не послушал меня мой сынок!

Дарьюшка стояла с таким видом, как будто ее стукнули обухом по голове, и у нее отшибло память. Она смотрела то на старуху, которая продолжала злобно шипеть свои проклятия, то на Алешу, который стоял, нахмурившись, и держал в руках тулуп и шапку.

– Ты все врешь, старая карга!

Голос Дарьюшки прозвучал тихо и зловеще. Она взглянула на старуху, и глаза ее сверкнули гневом.

– Меня батя любит! Стал бы он меня баловать, если бы я ему не родная была? Отдал бы кому-нибудь, и дело с концом.

– Он и хотел отдать! – горько усмехнулась старуха, – да что-то дурное взбрело ему в голову, пожалел тебя, выродка. Зачем, спрашивается, пожалел? Ты-то, смотрю, не больно его жалеешь! Перед парнями вовсю ноги раздвигаешь! Бесстыдница!

– Попридержи язык, бабка Катерина! Я Дарьюшку в жены возьму! – не выдержав, сказал Алеша.

– Кто б тебе ее отдал! – ехидно ответила старуха.

Перед глазами Дарьюшки замелькали картинки. Вот они с отцом пасут коров в поле, вот он учит ее стирать белье не речке, вот она сидит в углу жаркой кузницы и ждет, когда отец закончит работу, а вот они идут за руку зимой, и под их ногами скрипит блестящий снег. Он всегда был ее поддержкой и опорой, он всегда был рядом. Как он может быть ей не родным? Дарьюшка осела на пол и прижала руки к груди.