Снегурочку заказывали?!

Я обернулась, взглянув на троицу. Они мирно посапывали, уткнувшись лицами друг в дружку. Райка соорудила им мягкую постель из соломы, а сверху укрыла куском брезента. Да и в хлеву надо сказать было относительно тепло и светло. Лампочка, висящая под потолком, создавала уют, заливая сарай мягким светом.

— Федька их постережет, — махнула она рукой, и только сейчас я заметила в углу лохматого пса.

Он рассматривал нас с интересом, но голоса не подавал, чем удивил. И впрямь не деревня, а параллельный мир какой-то со своими порядками и жизненным укладом. Но самое забавное, что убираться отсюда прочь не хотелось. Все было интересным настолько, что я почувствовала себя ребенком, который попал в комнату с кривыми зеркалами. Желание все потрогать, посмотреть, узнать, бурлило внутри меня, и, кажется, Оливье тоже в этот раз разделил мой восторг. Конечно, вряд ли он в своем Париже видел подобное. Теперь-то историй ему на всю жизнь хватит, другое дело — поверит ли кто?!

— Ну, что? — хлопнула Райка в ладоши, — давайте в дом, в ногах правды нет, а вы, наверное, устали, к тому же на востоке заря зарделась.

Оливье молча кивнул, а я только сейчас ощутила усталость, понимая, что о сне похоже можно лишь мечтать. Прошлепав в дом, который под стать хозяйки тоже смог удивить, я плюхнулась на лавку.

Внутри было светло и чисто, пахло выпечкой и пряжей. В углу стояло веретено, а на окнах висели накрахмаленные занавески с вышивкой. В центре комнаты был огромный стол, на котором были разложены схемы для вязания. В общем Райка зимние вечера предпочитала коротать, не только присматривая за порядком, но и отдаваясь хобби.

Неординарная женщина что-то увлекательно рассказывала Оливье, тот улыбался и кивал, местами вздыхая и охая. К разговору я не прислушивалась, потому что все больше зевала и, кажется, дремала с открытыми глазами. Да и когда очутилась на мягкой перине тоже помню смутно. Проснулась только от того, что под окном орал петух. Сначала я подумала правда, что у меня галлюцинации. В комнате был полумрак, сквозь закрытые ставни просачивался луч дневного света, позволяя рассмотреть очертание комнаты.

Рядом мирно спал Оливье, обнимая меня одной рукой, захотелось прижаться к нему сильнее и никуда не торопиться. Но вспомнив о вчерашних приключениях и о том, что пакет с реквизитом был оставлен в коморке парней, я закатила глаза, тяжело вздохнув. Похоже придется топать туда вновь. Перевернувшись на другой бок, я положила голову Оливье на грудь, прижимаясь теснее. В голове были тысячи мыслей. Я не знала, что будет завтра, как быть, рассказывать ли о том, что произошло, писать ли заявление в полицию. А самое главное, пожалуй, совершенно не догадывалась, как поступить с милым французом. Оливье спортсмен, подчинен режиму и во главе угла стоит дисциплина. Вряд ли в его жизни есть место мне. А это значит, что, скорее всего, мы больше не увидимся. Вот так все складывается парадоксально в моей жизни: за сутки я успела прикипеть к нему, понятно, что ни о какой любви речь и не шла. Да и сомнения были: притремся ли мы вообще друг к другу, но честно — хотелось попробовать. Этот парень вызывал симпатию, да и внешне был в моем вкусе. И пусть я хорохорилась поначалу, заявляя, что он вредный тип и зануда, но я б с радостью провела еще несколько суток с ним в одном помещении наедине.

— Проснулась? — погладил он меня по плечу.

— Конечно, этот потенциальный куриный суп не дал поспать. Хорошо, что не лето сейчас, я даже боюсь представить во сколько он начинает орать, — прошипела я, поднимая на него глаза.

— Это все прелести деревенской жизни, — улыбнулся он, чмокнув меня в лоб.

— Оливье, ты ничего не хочешь мне рассказать?

— Например? — уселся он на кровати, немного насторожившись.

— Ты таскался за мной месяц. И чем я больше об этом думаю, тем больше меня беспокоит вот что. Либо ты двадцать четыре часа наблюдал, находясь рядом, либо кто-то тебе помогал.

Парень стушевался, и почесал переносицу. Видно было, что подобного он не ожидал, и легенды подходящей у него сейчас в запасе нет. Но тем лучше, значит выложит все начистоту, не став врать и выдумывать.

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты слишком дотошная? — покачал он головой, погрустнев разом.

— Не темни, Оливье, я хочу знать правду. Кто наглым образом все это время меня сдавал?

— Ты обещаешь, что не будешь сердиться? — поинтересовался он, отходя на безопасное расстояние.

А мне хотелось сказать, что это глупо. Во-первых, здесь нет ничего подходящего, чем можно в него запустить в случае, если мне не понравится его ответ. А, во-вторых, я вроде и не изверг.

— Выкладывай, — рыкнула я, — пожалуйста, — добавила, как можно ласковее.