Ведомая эмоциями и захлестнувшими чувствами утратила связь с реальностью. Руки сами сделали нужный пас, в голове пронеслась формула и сверкающий сноп искр врезался в стену воздушного потока, чтобы в следующую секунду силовая волна отбросила блондинчика на добрый десяток метров.
Он глухо ударился спиной об пол, болезненный стон пронесся по пустынному коридору.
— Ты чокнутая, — протянул он, перекатываясь на живот.
— Не исключено, — сухо бросила, глядя на него сверху вниз. — Чтоб ты знал — меня лучше не злить. Поверь, целее будешь.
Руки подавать не стала. Прошла мимо, не оборачиваясь.
Воспоминания хлынули болезненным потоком, стирая настоящее. От прошлого не убежать. Где бы я ни находилась, оно все равно найдет дорогу, расшатывая мое душевное равновесие.
Увы, всплеск магии не остался незамеченным, и у лестницы меня встретило крайне суровое лицо ректора.
— Что здесь происходит? — бесстрастным ледяным тоном осведомился он, окинул взглядом потрепанного Пантина. — Объяснения. Быстро.
Блондинчик скривился. Ну, сейчас начнется.
— Она напала на меня, профессор.
Хмыкнула, сложила руки на груди. Я напала? Сама себя атаковала, да.
— Ложь, Мороз Морозович. Я защищалась.
Недовольный прищур Пантина не утаился. Вздернула бровь, ожидая ответного выпада от истеричного мальчика.
— Липова использовала силовую волну.
В этом не обманул. Честно говоря, руки сами вспомнили… по старой памяти. Даже не осознала сразу, чем может грозить.
— Это правда? — суровый взгляд обратился ко мне.
— Да, — не стала скрывать. — Защищалась от его "ледяных искр".
Такого откровения Пантин, видимо, не ожидал. К прищуру добавились поджатые губы.
— Наказаны. Оба,— припечатал ректор и пресек попытку блондинчика возмутиться. — Не усугубляйте, Пантин. Мы не в детском саду, чтобы разбираться кто первый начал. Вы — в больничное крыло, а вы, Липова, пойдете со мной.
Мороз развернулся и вышел на лестницу. Пантин двинулся следом, одними губами произнеся: "Подстилка".
Вот же… гадкий человек. Ничему его жизнь не учит.
На втором этаже на стене висела золотая табличка с регалиями Мороза. Дверь проступила ровно по голубому узорному контуру после одного взмаха руки волшебника.
Я плелась следом без энтузиазма. Без него же села на стул перед столом, и даже волшебная ель не вызвала прилива радости.
Наоборот, захотелось подтянуть колени к груди, обнять руками и поддаться навстречу воспоминаниям, чтобы потом снова загнать их в клетку за высоким забором. Я привыкла к положительным эмоциям и теперь любой негатив кажется тихим убийцей.
Безучастно изучая стену напротив, почувствовала на себе взгляд.
— Я отвечу на все ваши вопросы, — заверила, улавливая иронию судьбы. Обычно я заваливаю Мороза вопросами.
Он, похоже, подумал о том же. Беззлобный смешок нарушил паузу, но я по-прежнему не хотела смотреть на ректора. Не люблю, когда меня видят такой. Без улыбки, без горящих глаз, без вечного любопытства.
— Вас терзает обида и боль, — с участливым спокойствием произнес Мороз. — Из-за чего?
Никогда никому не изливала душу. Отпечаток грусти на лице запоминается лучше искренних улыбок, а я поклялась самой себе нести радость и свет. То, чего я так отчаянно желала и чего у меня не было.
Шутка ли, рассказать свою историю могущественному Деду Морозу?
— Обещаете не смеяться?
Утвердительный кивок без насмешек и я поверила. Он точно сдержит слово и, возможно, даже поймет.
— Вы же наверняка знаете, что я родилась в семье без магов? Мама потом говорила о прабабке, которая вроде была волшебницей, но никто точно не знал, почему именно во мне проснулась магия. Родители боялись, что в деревне узнают о моей силе, пойдут сплетни и пересуды. Репутация порядочных людей стала важнее собственной дочери. Я долго не могла понять, плакала по ночам, доставала бабушку вопросами "почему папа не приезжает? Почему они не забирают меня? Почему мама навещает меня только по большим праздникам?". Тысячи "почему" терзали, я считала себя… прокаженной. Ребенок, который никому не нужен.
Воспоминания больно резали по сердцу. Мне будто снова шесть лет и я сижу в кладовке, забившись в углу, и плачу. Размазываю слезу по лицу, успокаиваюсь, а потом боль накатывает снова.
— В семь лет бабушка отправила меня к магу в помощницы. Чтобы он научил меня контролировать силу. Я ходила в школу, а после уроков сидела за книжками. Мистер Кроткин не обращал на меня внимания. Ему платили, чтобы я жила у него и училась, а он подсовывал мне книги и никогда ничего не объяснял. Когда мне исполнилось пятнадцать, сверстники начали издеваться надо мной. Каждый норовил ударить по больнее, называли содержанкой, оборванкой и подстилкой. Я сама училась защищаться, тогда же и выучила силовую волну. Единственное, что мне хорошо удавалось. А в шестнадцать… — сглотнула подступивший к горлу ком. — В шестнадцать мистер Кроткин попытался склонить меня… склонить к… Ну, вы поняли.
Мороз хмуро кивнул, не перебивая.