Илана не знала, сколько была без сознания, но, очнувшись, обнаружила, что по-прежнему не может двигаться. Впрочем, минуту спустя она поняла, что причина этому уже не лекарство. Она была прикована к столу, над которым висел круглый щиток с несколькими лампами. Илана могла лишь шевелить пальцами и поворачивать голову. Просторная светлая комната напоминала операционную. Одна из стен представляла собой зеркало, в котором отражались шкафы с инструментами и дверь в соседнее помещение. Там суетились люди в белом. Похоже, это и впрямь больница. Или камера пыток?
Илане стало страшно. Она попыталась высвободить руки из похожих на полицейские наручники браслетов, но они плотно прилегали к телу. Точно такие же браслеты прочно прикрепляли к столу её ноги — в щиколотках и чуть пониже колен, а самый широкий — уже не браслет, а металлический пояс — обхватывал её талию. Дискомфорт усиливала совершенно невыносимая жажда. Во рту так пересохло, что Илана даже сглотнуть не могла.
— Не пытайся вырваться, дорогая.
Этот ехидно-ласковый голос вызвал у Иланы новый приступ страха, теперь ещё и смешанного с отвращением. Герцогиня Левенхольд подошла сзади. Её неестественно гладкое лицо, обрамлённое мелкими локонами, нависало над скованной пленницей, словно неизвестно откуда взявшаяся голова Горгоны-Медузы.
— Неужели ты и впрямь вообразила, что тебе удалось одержать надо мной верх? Ты ещё слишком мала, чтобы со мной тягаться.
— Не припомню, чтобы я с вами в чём-то состязалась, мадам, — ответила Илана, стараясь говорить спокойно и насмешливо.
Похоже, у неё это неплохо получилось, потому что физиономия герцогини порозовела под толстым слоем пудры. От злости мадам Левенхольд всегда вспыхивала, как мак.
— Ты знаешь, почему я стала тем, кто я есть?
— Нет, мадам. Понятия не имею, что за скверна такая должна случиться с человеком, чтобы он стал таким, как вы.
— Ладно, можешь поупражняться в остроумии. Всё равно это в последний раз. Скоро ты станешь милой, покладистой девочкой, которой даже в голову не придёт сбегать от своей доброй покровительницы. А всё потому, что голова у тебя будет работать правильно. Скоро тебе сделают небольшую операцию, которая совершенно изменит твою память, твой характер и вообще твою личность. Не знаю, сохранишь ли ты свой магический дар, но если даже сохранишь, пользоваться им без моего разрешения ты не сможешь, ибо основой твоего характера станет послушание. Жаль, конечно, перекраивать такой интересный, строптивый характер, но я признаю строптивость только до определённого предела. Не бойся, операция будет сделана под самым лучшим наркозом, который абсолютно не повредит твоему здоровью. И поправишься ты быстро, обещаю. А ещё я обещаю тебе райскую жизнь, полную всевозможных удовольствий. Ты же знаешь, я умею быть щедрой. А почему я стала тем, что я есть… Однажды я сказала себе: Бабилония, ты получишь от жизни всё, что хочешь, но только если будешь добиваться желаемого, ни на йоту не отступая от поставленной цели.
— И не гнушаясь никакими средствами, — добавила Илана, — Кажется, теперь я поняла, почему ты стала тем, что ты есть. Да только не велико достоинство быть куском хорошо упакованного дерьма весом более шестидесяти килограммов.
В соседней комнате кто-то сдавленно хихикнул.
— Всё готово? — холодно осведомилась герцогиня, отойдя от Иланы.
— Готово-то готово, мадам, но мы не хотим вводить лекарство до прихода доктора Чанга. Он обещал, что будет через полчаса…
— Хорошо. Может, ты чего-нибудь хочешь, дорогая? — спросила мадам Левенхольд, оглянувшись на свою жертву.
— Хочу эти полчаса побыть здесь одна. Если ты так уверена, что это последние полчаса моей нормальной, полноценной жизни, то позволь уж мне провести их, не видя ни тебя, ни твоих шавок. И ещё… Не могли бы мне дать немного воды? Очень пить хочется…
— Нет-нет, моя дорогая, никакой воды. Ты можешь провести эти полчаса в полном одиночестве, мысленно прощаясь с теми, кого тебе вскоре предстоит забыть, — ты слишком крепко привязана, чтобы сбежать, но воды… Этого даже не проси. Я уже кое-что смыслю в твоей ледяной магии. Дай тебе воды, и ты тут же превратишь её в магический лёд. Благодаря одному лекарству твой организм в настоящий момент обезвожен, даже выделение слюны приостановилось. Так что потерпи. Полчаса — это немного. Потом ты всю оставшуюся жизнь будешь пить и есть всё, что захочешь. И вообще будешь иметь всё, что только твоя душа пожелает. Ты будешь очень счастливой и очень доброй. Ты даже охотно простишь свою приёмную мамочку за то, что она расплатилась тобой за счастье своего родного сына… Впрочем, что я говорю! Ты ведь и этого не будешь помнить. Ну ладно, отдыхай. Я даже дверь закрою, чтобы тебе не мешали.