Грейс поднесла руки ко рту, не в силах больше сдерживаться. Она начала рыдать и сквозь слезы спросила измученным голосом:
– Где она?! – женщина задыхалась. – У кого она? Деточка моя… – всхлипнула она. – Моя малышка…
Мирен не ответила. Ей тоже было трудно сдерживаться, ведь Кира стала частью и ее самой, и каждый раз при просмотре кассет она представляла себя в той комнате в окружении оранжевых обоев с цветочным узором: она дотрагивается до них в поисках самой себя, а на ней надето платье того же цвета – то самое, что было на ней в ночь, когда все изменилось. В этой девочке она видела свои страхи, свою уязвимость; она видела все, что было скрыто в глубине ее сердца: загадка, неразрешимая головоломка, пазл, собранный из кусочков боли.
Она поняла, что не может больше тянуть, и, когда все замерли в ожидании ответа – родители на грани обморока, агент Миллер в беспокойстве, а профессор в восхищении этой раненой бабочкой, которую он знал только куколкой, – она вышла из палаты и сказала, повернувшись к ним:
– Идите за мной, пожалуйста.
Мирен с трудом шла по безлюдному коридору, толкая капельницу со скрипучими колесами. Глаза Темплтонов были переполнены эмоциями, они не знали, чего им ожидать. Через несколько метров Мирен остановилась перед палатой 3К, и родители замерли, недоуменно глядя друг на друга, их сердца дрожали, а не бились.
– Грейс, Аарон, вот ваша дочь, – сказала она наконец, открыв дверь: внутри обнаружилась Кира Темплтон. Девушка спала, а мониторы указывали, что все ее жизненные показатели в порядке. Одна нога была в гипсе, а часть головы скрывала повязка, но это определенно была Кира.
Грейс приложила руку ко рту и разрыдалась, узнав ямочку на подбородке, ту самую, которая была запечатлена в ее памяти, ту самую, которую она порой гладила, пока малышка спала рядом с ней много лет назад. Она осторожно приблизилась, обливаясь слезами, и Аарон последовал за женой, не говоря ни слова, чтобы не нарушить этот момент мучительного и безмолвного воссоединения, которого они ждали всю жизнь. Когда Грейс наконец подошла к кровати, она повернулась к Аарону, крепко обняла его, плача, и неразборчиво прошептала что-то, что имело смысл только для них двоих.
Мирен тут же закрыла дверь в палату, оставив их втроем, чтобы радость этой семьи не покидала этих четырех стен.
Агент Миллер положил руку на плечо Мирен, и она кивнула в ответ.
– Где она была все эти годы? – спросил он. – Кто ее похитил?
– Мать, сбившаяся с пути, – ответила она. – Я расскажу вам все в моей палате, агент. Мне кажется, они заслужили немного времени… с семьей, – добавила она.
Профессор Шмоер бросил на нее одобрительный взгляд и подошел к ней, как только она направилась обратно в 3Е. Мирен слегка выдохнула, почувствовав, как под ребрами что-то кольнуло, и профессор обхватил ее за талию, чтобы поддержать.
– Все хорошо? – спросил он с комом в горле, слегка нервничая от близости Мирен.
– Теперь да, – ответила она голосом, полным эмоций, и слегка улыбнулась.
Девушка оперлась на его плечо, и он почувствовал тепло ее тела под больничным халатом. Это тепло напомнило ему о поездке в такси, об огне одной ночи, который не переставал гореть внутри него, и он осознал, что, возможно, то мгновение вместе никогда больше не повторится. Мужчина сглотнул, пытаясь взять в себя в руки, потому что Мирен рядом с ним сильно отличалась от той, которую он помнил, но была именно такой, какой она всегда должна была быть.
– Как ты нашла ее? – тихо спросил он, когда вихрь мыслей улегся.
– Я всего лишь последовала твоему совету, Джим, – ответила она теплым тоном, едва переставляя ноги. – Я никогда не прекращала искать.
Эпилог
– Как поживает Кира? Вы встречались с ней после? – спросила женщина в глубине книжного магазина, держа в руках экземпляр «Снежной девочки».
– Да, – ответила Мирен, наклонившись к микрофону. Ее голос, казавшийся еще более хриплым и тонким, когда его усиливали с помощью громкоговорителя, отозвался эхом от кучи книг на стеллажах. Под столом Мирен крутила в ладонях шариковую ручку: жест, который у нее появлялся во время публичных презентаций, когда она нервничала. – С Кирой все в порядке, но большего я сказать не могу. Она предпочитает… больше не быть в центре внимания. Она пытается наверстать упущенное, и этому никто не должен помешать, как бы ни старалась пресса следить за ее домом в надежде сделать снимок или застать ее за покупками.
Женщина, задавшая вопрос, довольно кивнула. Был вечер, и книжный магазин работал допоздна, как обычно в дни презентаций. Это была небольшая лавка в Нью-Джерси, и в самом большом помещении едва хватало места для двадцати стульев, поэтому большинство собравшихся вынуждены были прижимать свои экземпляры к груди, будто оберегая ребенка от беды.