Снежная королева

Она слышала, как Мун постанывает и вздыхает во сне — все двери в доме были открыты. Несмотря на чудовищную усталость, эта девочка и здесь не знала покоя. Сама Джеруша вообще заснуть не смогла, хотя новый день уже начинал брезжить где-то там, на востоке, за стенами города, дающими ощущение безвременья. Но теперь это было не так уж важно: через несколько дней она навсегда покинет эту планету. И все равно ей хотелось снова и снова вспоминать в подробностях весь вчерашний день и не вступать в день завтрашний: придя домой, она обнаружила в автоответчике послание с просьбой — не с приказом, а именно с просьбой! — встретиться завтра с Верховным судьей и членами Ассамблеи. Разрушив заговор Ариенрод, поймав Це-Зунха и сделав Сурса слишком нежеланным гостем на любой планете, она сумела выйти на новый виток в развитии своей карьеры.

Но зачем, в таком случае, она пригласила к себе эту юную особу, что спит в соседней комнате? Ведь она преступница! Джеруша вздохнула. Клянусь Проклятым Лодочником, эта девушка — не большая преступница, чем я сама! И вовсе она не похожа на Ариенрод! И не все ли равно ей, Джеруше, какие у Мун опасные мысли бродят в голове относительно Гегемонии? Гундалину прав: как сможет Мун осуществить свои идеи, когда инопланетяне покинут Тиамат? А еще — Джеруше не хотелось признаваться в этом даже самой себе — воспоминания о мертвых мерах и о том, что эта девочка-сивилла сказала тогда о преступлении и наказании, все еще бередили ей душу. Она знала: никогда больше она не сможет отрицать открывшейся ей истины и не поверит, что те, кому она служит, сумели в одночасье перестать быть ханжами и предателями. Ладно, черт побери, разве какое-нибудь правительство было абсолютно безупречным? Можно, конечно, считать, что предотвращение геноцида, затеянного Ариенрод, и спасение Мун — это ее, Джеруши, вклад в будущее Тиамат. Она могла бы даже и Спаркса спасти, если бы он прошел задуманное ею испытание... И если она спасет его, ее совесть может быть абсолютно спокойна... Но Джеруша понимала, что никогда не сделает этого. Она видела слишком много такого, чего лучше бы ей никогда не видеть; и встречала слишком много людей, которых пыталась как-то классифицировать, но они почему-то вечно выскальзывали из ее психологических оков, не вписывались в задуманную ею схему. Некоторые из моих лучших друзей, оказывается, — уголовные преступники...

Она горько усмехнулась, почувствовав укол внезапных сожалений. Миро... Она ни разу не говорила с ним с того ужасного дня, когда они стояли рядом на залитом кровью берегу... Неужели это и было их прощанием? Нет, только не тот проклятый день!.. Она села, уставившись в темный угол. Нет, я могу, например, позвонить и сказать ему, что нашла Мун, что с ней все в порядке, что Ариенрод непременно за все заплатит... Да, верно. Нужно прямо сейчас и позвонить, пока еще не поздно, не то они обрежут все линии связи... Позвони ему, Джеруша, и скажи... Ну хотя бы попрощайся!

Она встала и спотыкаясь побрела через всю комнату к телефону, чувствуя холодок под ложечкой. Медленно набрала номер, проклиная себя за дурацкое волнение, за то, что дыхание перехватывало и не было сил снять трубку...

— Алло? Усадьба господина Нгенета? — Слышно было очень хорошо — впервые за все это время; ей ответила женщина, и Джеруша ничего не смогла с собой поделать: тут же заговорила холодным официальным тоном:

— Это комиссар ПалаТион из Карбункула. Будьте любезны, позовите, пожалуйста, Нгенета.

— Извините, комиссар, но он уехал...

— Уехал?.. Куда? — Черт, неужели же он и сейчас занимается контрабандой?

— Он не сказал, комиссар. — Женщина казалась скорее растерянной. — Он последнее время все сам делает, в одиночку. Мы ведь тут тоже к Смене Времен Года готовимся. А несколько дней назад он взял катер и куда-то уехал... И никому ничего не сказал...

— Понятно, — медленно выдохнула Джеруша.

— Что-нибудь передать ему?

— Да. Три вещи. Первое: Мун в безопасности. Второе: Ариенрод за все заплатит. И еще — скажите ему, что я... я звонила, чтобы попрощаться.

Женщина старательно повторила все слово в слово.

— Я ему непременно все передам. Доброго вам пути, комиссар!

Джеруша опустила глаза: она была рада, что собеседница не видит сейчас ее лица.

— Спасибо. Желаю и вам всем счастья и удачи. — Она положила трубку и отошла от телефона. У двери виднелся ритуальный столик с алой раковиной на нем — кривобокой, с отломанными шипами... — печальная память о том, чему уже больше не бывать никогда. Что ж, так даже лучше... Хорошо, что она его не застала... Но глаза почему-то ужасно щипало; она старалась не моргать, пока закипевшие уже слезы не отступили — и ни одна не упала с ее ресниц.