Снежная королева

— Так или иначе, но вспомни: многие вещи прекрасны только благодаря своей эфемерности, недолговечности — раскрывающийся цветок, звучащая мелодия, вспыхивающая в небе радуга… любовная игра…

А что если радуги возьмут и исчезнут навсегда?.. — вспомнил вдруг Спаркс и прикусил губу.

— Я думаю, что глупо все время оглядываться назад и тосковать по прошлому.

— Нет, не глупо. Это свойственно человеку. — Фейт, подняв голову, вглядывалась в него, словно читала его мысли. — Впрочем, для художника подлинная радость заключена в самом созидании. Когда чувствуешь, как в твоих руках возникает, растет нечто материальное, ты и сам как бы растешь с ним вместе, живешь, твоя энергия бьет через край. А когда заканчиваешь работу, сразу перестаешь расти. Перестаешь жить — только существуешь, чтобы иметь возможность начать новый акт созидания. Разве у тебя не бывает так, когда ты играешь на своей флейте?

— Бывает. — Он взял флейту и легонько погладил тонкие волоски шрамов на ее поверхности — там, где Фейт бережно склеила раковину, приводя инструмент в порядок. Она отлично сделала это — у флейты даже звук почти не изменился. — Да, наверное, это так. Я никогда об этом не задумывался. Но непременно подумаю.

— Пожалуйста, передай мне сине-фиолетовое крылышко жука… спасибо. Не знаю уж, как я справлялась бы без тебя. — Малкин прокрался бочком и прыгнул к ней на колени, смяв широкую юбку и умоляюще мяукнув.

Спаркс засмеялся. Несмотря на то, что Фейт предсказала ему удачу в ту самую первую их встречу на улице, его хрупким островным мелодиям все же оказалось не под силу тягаться с сотнями развлечений, которые сулил Лабиринт; он с огромным трудом зарабатывал своей игрой на улицах ту малость, что позволяла ему не умереть с голоду. Вспоминая об этом, он вдыхал смешанные ароматы, доносившиеся из экзотического вегетарианского ресторана «Новый рай» и расположенного напротив кафе «Саматан». Если бы Фейт не приютила его тогда, поселив в своей кладовой, где со стен на него смотрели тысячи загадочных ликов, ему пришлось бы ночевать в придорожной канаве…

Теперь он был благодарен ей и за то, что она тогда заставила его пойти в межгалактическую полицию и дать все необходимые показания. Он помнил, как изумлена была спасшая его женщина-полицейский, когда вновь увидела его перед собой, и мучительное чувство вины, которое явно читалось в его собственных глазах. Спаркс вздохнул.

— Неужели они просто соберут свои вещички и после Фестиваля улетят с Тиамат навсегда? Бросят все, что у них здесь есть? С трудом верится…

— Да, улетят почти все. — Она сделала из золотой нити кисточку. — Подготовка инопланетян к отлету уже началась, да и мы готовимся к расставанию с ними. Ты бы уже почувствовал это, если б вырос здесь. А ты что ж, опечален переменами?

Он вскинул голову: такого вопроса он не ожидал.

— Я… я не знаю… На островах все вечно твердили, что именно этого дня, праздника Смены Времен Года, и следует ожидать, что с его наступлением мы вновь обретем себя… А мне противно, что инопланетяне, ослепляя жителей Зимы блеском своей славы и богатства, беззастенчиво грабят их; ну мы-то, островитяне, для них просто не существуем. — Он непроизвольно стиснул висевшую у него на груди медаль. — Хотя…

— Хотя и ты тоже был ослеплен их славой и богатством. — Она завязала узелок и оборвала нитку; потом погладила спящего Малкина по серебристой спинке.

— Я…

Она улыбнулась, пытаясь разглядеть, что написано у него на лице, с помощью своего «третьего глаза».

— Не вижу в этом ничего особенно дурного. Ты спросил меня как-то, не возмущает ли меня, что я не имею права полететь на другую планету Гегемонии, где меня могли бы излечить от слепоты. Ты был уверен, что меня обманули, вместо настоящего излечения предложив теперешний мой «третий глаз», с помощью которого я могу видеть лишь немногое. Будь я зрячей, я, вполне возможно, видела бы все в том же свете, что и ты… Но я слепа… для меня и такая возможность — уже подарок.

— Да уж, ты и с такими глазами все видишь и замечаешь! — Спаркс прислонился к стене, глядя вдоль улочки. — И после фестиваля ничего этого не будет…

— Да. Это последний Фестиваль. А затем инопланетяне покинут Тиамат, жители Летних островов вынуждены будут снова переселяться на север, и та жизнь, которой я до сих пор жила, кончится. На сей раз выборы королевы состоятся по-настоящему… и маска королевы Лета станет моей последней и самой лучшей маской.

— А что ты будешь делать потом? — Спаркс вдруг понял, что это далеко не риторический вопрос.

— Начну новую жизнь. — Фейт завязала последний узелок. — Точно так же, как и все остальные. Для того и существует Смена Времен Года, знаешь ли. — Она подняла законченную маску, точно предлагая ее идущим по улице прохожим. Некоторые смотрели на нее и улыбались.

— Почему тебя так назвали? Это твои родители придумали тебе имя?

— Скорее мать. А ты разве сам не догадываешься? По той же причине и тебя назвали Спарксом. У детей Фестиваля особые имена.

— Ты хочешь сказать, что два Фестиваля тому назад…

Она кивнула.