Снежная королева

— Но я не хочу уезжать и навсегда расставаться с ними! Я ненавижу этот Ньюхевен! — Андради родилась на Тиамат, а ее весьма заботившиеся о собственной репутации родители во всем предпочитали следовать претенциозным правилам светской жизни Харему, так что родная планета была для девочки не более чем просто названием, бездушным символом того, что вдруг так внезапно и неприятно поломало ее судьбу.

Джеруша обняла Андради за худенькие плечи, оглядывая поверх; ее головы холодно-стерильное убранство комнаты. Она слышала приглушенный шум на верхних этажах, где Марика с помощью слуг заканчивала паковать багаж. Большая часть дорогой мебели оставалась здесь — не из-за того, что везти ее ракетой было Марике не по карману, но скорее, как подозревала Джеруша, из-за тех болезненных ассоциаций, которые отныне всегда будут вызывать эти предметы.

— Я понимаю, Андради, почему сейчас ты Ньюхевен ненавидишь. Но когда ты туда приедешь, то найдешь себе новых друзей, и они научат тебя лазить по деревьям пронг и плести из их коры шляпы. Они возьмут тебя в поход за теми цветами, что цветут только ночью и искать их нужно с фонарем; а в дождливый сезон вода там падает с небес, словно теплый душ, прямо на виноградные лозы, что всегда покрыты сладкими ягодами. Ты сможешь ловить в пруду светящихся вогов… — Хотя весьма сомнительно, что Марика позволит дочерям ловить вогов.

Андради фыркнула.

— А кто… это такие?

Джеруша улыбнулась.

— Такие маленькие животные, вроде рыбок, которые в сезон дождей живут в лужах и заполненных водой ямках, а летом зарываются в грязь и спят там, пока снова не пойдут дожди.

— Целых сто лет? — Глаза Андради расширились. — Это ведь так долго!

Джеруша рассмеялась, догадавшись, в чем дело.

— Нет, не сто — всего-то года два. Там зима и лето не длятся так долго, как здесь.

— Ой, вот здорово! — Андради захлопала в ладоши. — Это будет похоже на вечную жизнь. Как у Снежной королевы!

Джеруша поморщилась, прогнала неприятные мысли и кивнула.

— Вот туда ты и поедешь. Тебе понравится на Ньюхевене. Я знаю, я там выросла. — Она теперь даже не вспоминала о том, что в юности стало ей там ненавистно. — Я бы и сама с удовольствием туда вернулась! — Эти слова вырвались у нее уже совершенно непроизвольно.

Андради, разумеется, тут же прилипла к ней как репей.

— Да, да, да, Джеруша! Пожалуйста! Давай поедем вместе! Ты сможешь показать мне все; я так хочу, чтобы ты поехала со мной! — Девочка вся дрожала. — Ты очень добрая для полицейского, — прибавила она вдруг.

Джеруша молча погладила темную курчавую головку, догадываясь, что именно в ней, инспекторе ПалаТион, воплотился теперь для этой девочки символ стабильности и веры, рухнувший столь внезапно. Она всем сердцем сочувствовала Андради, удивляясь тому, сколь сильно эта малышка успела привязать ее к себе.

Она расцепила тонкие теплые ручонки, вцепившиеся в ее форменный ремень, и взяла их в свои.

— Спасибо тебе, Андради. Спасибо за то, что попросила. Я бы очень хотела поехать с тобой, но моя работа здесь еще не закончена. Твой отец… твой отец не виноват в том, что с ним случилось, Андради. Неважно, кто тебе что говорит на этот счет, ты только не верь тем, кто скажет, что он сам во всем виноват. В этом он не виноват. Это сделали с ним другие. Пока я еще не знаю, кто именно; но непременно узнаю. И непременно заставлю их заплатить за это. И тогда ты получишь от меня весточку и будешь знать, кто сделал такое с твоим отцом. Может быть, тогда и я смогу вернуться на Ньюхевен.

— Хорошо… — Андради тряхнула кудряшками, потом мрачные, чуть раскосые, с приподнятыми уголками глаза ее снова уставились Джеруше в лицо. — Когда я вырасту, то тоже стану полицейским.

Джеруша улыбнулась — без иронии, без снисходительности.

— Да, я думаю, что это, наверно, будет справедливо.

Обе вздрогнули и вскинули головы, когда неожиданно вошла Марика, закутанная в серую вуаль; она жестом подозвала дочь к себе, и Андради неохотно отлепилась от Джеруши.

— Все готово, Джеруша. — Голос Марики казался столь же серым и тусклым, как траурная вуаль. — Вы ведь проводите нас в космопорт?

Джеруша кивнула.

— Да, мадам ЛиуСкед. — И почти с радостью вышла вместе с ними из опустевшей комнаты.

Джеруша оставила машину служителю, чье присутствие заметила с трудом, и пошла по направлению к приземистому зданию с тяжелыми стеклянными дверями. Почти весь переулок был занят полицейским управлением — кабинетами офицеров полиции, камерами предварительного заключения, залами для судебных заседаний — мрачно-коричневое родимое пятно высокой нравственности на немыслимо пестрой, как лоскутное одеяло, шкуре Лабиринта. Официально улица называлась Оливковой аллеей, но все, включая и самих ее обитателей, называли ее Голубой.

Она с трудом вспомнила, что перед массивными медлительными дверями нужно минутку подождать, прежде чем они пропустят тебя в безликий вестибюль. Мыслями она была все еще в космопорте, и цепочка невероятных, вызывающих отвращение событий последних дней по-прежнему не давала ей покоя.

— Извините, я патрульный. Извините, я патрульный. Извините, я патрульный…