А похитив меня, он мое доброе имя с грязью смешал. Я чуть не умерла от стыда в ту ночь. Но к утру мы добрались до космопорта, и пути назад не было. – Она посмотрела в окно, хотя видела перед собой совсем другое время и место. – И потом всегда было так, всю нашу совместную жизнь. Он твердо верил в девиз: «Если уверен, что прав, смело иди вперед», ну а моим девизом было: «Делай то, что велит тебе твой долг»… Но даже в ту ужасную ночь ни тени сомнения не возникло в моей душе; я была уверена, что он поступает так из самых лучших побуждений, что он любит меня так сильно, как я никогда и мечтать не осмеливалась. Потом – годы спустя – я как-то упрекнула его за то, что он повел себя тогда чересчур грубо, чересчур по-мужски, а он только рассмеялся в ответ и сообщил, что всего лишь пытался «действовать в рамках существующей системы социальных отношений».
Мы поженились прямо на космодроме с помощью одного из этих отвратительных механических нотариусов, и перелет на Харему был нашим медовым месяцем. Бедный ТиДжей! Мы пролетели половину галактики, прежде чем я позволила ему дотронуться до меня. Но раз и навсегда усвоила: все, что мне говорили – твердили всю жизнь! – о моем теле, это ложь. Куда легче было поверить, что и у меня есть мозги, которые требуют пищи… Мы были очень разными во многом… но души наши были как одна душа. – Она вздохнула.
Тьма внезапно поглотила их – трамвай нырнул в одну из прозрачных «спиц», вакуумных тоннелей, которые выходили прямо в космическую «ступицу» городского колеса. История, рассказанная Элсевиер, странным образом преломилась в восприятии Мун – ей почему-то вспомнились огонь в очаге, ветер за окном, горячие поцелуи и два сердца, бившиеся рядом как одно. Черная пустота заполнила космос ее души, заползая в сердце, меняя лицо, обесцвечивая саму ее душу…
– Жаль, что я его не знал! – Во тьме на мгновение мелькнуло лицо Кресса – он раскуривал тонкую длинную сигарету, какие здесь курили, кажется, все.
– С-с-сейчас-с-с его с-с-с нами нет-с-с-с, – спокойно просвистел Силки, словно отмечая очевидность этого факта. Он говорил на едва понятном сандхи, языке Харему, ставшем международным языком. Мун как раз учила его с помощью Элси. Однако, несмотря на сложности с произнесением человеческих слов, мыслил Силки как всегда ясно.
– В споре ТиДжей непременно припер бы тебя к стенке, Кресс, – любовно сказала Элси. – И он всегда был наготове. Зато ты гораздо лучше управляешь кораблем!
Кресс засмеялся, потом закашлялся.
– Тебе же запретили курить! – Элси потянулась и вынула из его пальцев тлеющий красный огонек; он не сопротивлялся.
– Нет его с-с-с нами, – снова сказал Силки. – Нет. Нет… – словно помешался на этом слове.
– Да, Силки, – прошептала Элсевиер. – Хорошие люди всегда умирают слишком рано, даже если им до ста лет жить на роду написано. – Она погладила одно из изуродованных щупалец, лежавших на спинке кресла. – Я больше никогда не видела его таким сердитым и веселым одновременно, как в тот день, когда он вытащил тебя из уличной толпы во время карнавала в Нарликаре. – Она покачала головой; раздался серебристый перезвон колокольчиков. – Он за каждого душой болел, всем помочь хотел; боль каждого как свою чувствовал. Благодарение богам, он был человеком сильным. И все равно – не знаю, как он с этим жил?..
Где-то сейчас Спаркс? Кто тот человек, что причиняет ему боль? И почему я не могу помочь ему? Своей изящно обутой ногой Мун беспокойно постукивала по краешку сиденья. Потом посмотрела на Силки с неожиданной симпатией. Хозяйка! Я не могу больше ждать! Домой! Костяшки ее пальцев побелели, так сильно она сжала спинку кресла.
– …Подумать только, он оборвал все свои связи с революционерами только потому, что боялся ЗА МЕНЯ – а я ведь знала, что за свои убеждения он бы с радостью жизнь отдал. Я тогда сердилась, но и рада была тоже: он ведь был настоящим пацифистом среди тех, кто пацифистами только считались… – Элси затянулась сигаретой, отобранной у Кресса. – И тогда он занялся контрабандой. О боги!..
Трамвай снова вылетел на свет – уже на уровне космопорта. Стены космопорта были украшены сценами из жизни различных миров Гегемонии; на нижних уровнях комплекса, занятых складами, невообразимое количество товаров со всех планет ожидало, когда все это переправят на Харему. А мудреная техника, созданная технократами Харему, в свою очередь ждала отправки в иные миры. Здесь на стенах Мун видела изображения побед высокоразвитой технологии Харему, например в космосе. Эти картины были специально рассчитаны на то, чтобы сразу ошеломить гостей с наиболее отсталых планет. Мун уже знала, что их орбитальный город – самый большой, хотя и не единственный, космопорт Харему. Существовали еще тысячи других посадочных станций, промышленных предприятий и прочих структур, тоже вынесенных на орбиту и обслуживаемых людьми, которые практически всю свою жизнь проводили как бы между небом и землей. Одна лишь мысль о том, чтобы жить всегда в этой черной пустоте, вызывала у Мун тошноту и депрессию.