Алексей всегда думал, что ни за какие пряники не согласился на полугодичное таежное одиночество, но, что называется, созрел. Он был непоколебимо уверен, что настоящий писатель должен первые десять лет писать о поисках смысла жизни, следующие десять – о найденном, а все оставшиеся годы потратить на размышления о наивности и неимоверной глупости некогда обретенной цели существования. В творчестве Алексея как раз начинался второй этап. Поэтому когда представилась возможность столь продолжительного уединения, он ею воспользовался не раздумывая. И пока не пожалел – за три месяца написано с десяток рассказов и почти окончен роман. Правда без революционных идей и лозунгов, но расписаться Алексей расписался и готов приступить к сокровенному. Вот только воспоминания о человеческом обществе успели притупиться и все сложнее даются образы героев. Как когда-то Алексей, сидя в городской квартире, поймал себя на мысли, что не может, в век цифровых технологий, вспомнить как звучит дребезжание старинного телефона с дисковым наборником, так и через три месяца одиночества не получается представить лицо, подходящее для главного героя. Он уже совсем отчаялся, когда его посетила спасительная мысль – Александр, помнится, упоминал про какого-то старика, живущего выше по течению. Почему бы не проведать соседа, тем более если можно «на халяву» разжиться яркими образами. А что они будут «яркими», Алексей ничуть не сомневался – армейский друг упоминал о каких-то дедовых странностях. А что для вояк странно, то для пишущего про смысл жизни писателя – самое то!
Десять километров по русской тайге незаметно превращались в десять заморских миль. Алексей и хотел бы сказать, что, погруженный в высокие думы, преодолел их незаметно, да не мог. Ноги так и норовили угодить в сырые щели меж камнями, быстрый речной поток, разбиваясь о валуны, то и дело швырял в лицо мелкую пыль, а окружающий лес оставался мечтой белорусского партизана и не подавал никаких признаков человеческого присутствия… Надежда дойти до отвратительного уже старикашки жалобно квакнув, испарилась – Алексей совсем выбился из сил, в голову закралась и оккупировала ту ее часть, что отвечает за сиюминутные желания, мысль повернуть назад. Но повернуть писатель не успел – река игриво вильнула, расплескалась об обрывистый берег и открыла удивительный вид: на горе, забравшись на огромный плоский камень, сидел сухонький старик. Рука опиралась на поджатые под себя колени, другой ее конец терялся в седых лохмотьях бороды. Дед блаженно щурился, подставляя морщинистое лицо под солнце. Алексей застыл, боясь спугнуть старика, смотрел на эту картину, запоминая мельчайшие детали и стараясь не упустить ни одного фрагмента редчайшего зрелища – именно так, по его мнению, должен выглядеть человек познавший смысл жизни. Острая зависть кольнула писателя в сердце, захотелось подойти к камню и со словами "Подвиньтесь, пожалуйста!" усесться рядом, сидеть так целую вечность просто думая… Но тут всколыхнулась надежда: а вдруг этот счастливец поделиться сокровенным, вдруг не придется тратить годы и переводить березовые рощи изобретая очередной велосипед! Вдруг достаточно просто подойти, спросить "Отец, а в чем смысл-то жизни, а?" и этот мудрец ответит: "Да, сынок, вот в ентом и ентом!" И все!!! И счастье, всем и даром!
Алексей, дрожа от нетерпения, сорвался с места, побежал, перепрыгивая камни, и откуда только силы взялись, карабкаясь вверх по крутому склону. Подлетел к камню, и не переводя дыхания выпалил:
– Здравствуй отец!
Старик и глазом не повел: как сидел, так и сидит, словно к нему каждый день в этой глуши подходят с приветствиями. Алексей постоял в нерешительности, не удержался и окинул взглядом окружающее пространство – вдруг промелькнет среди деревьев краешек оживленной магистрали, чем черт не шутит. Но ничего не увидев, кроме просевшей крыши полуземлянки – жилища старика, произнес еще требовательнее:
– Я говорю ЗДРАСТВУЙТЕ!!
И не дождавшись ответа, решительно развернулся и побрел прочь – не хочет говорить, ну и бог с ним. Цели Алексей достиг: яркий образ прочно засел в голове, а что смысла жизни не узнал… Ну так он, по идее, у каждого свой!
А старик посмотрел вслед гостю и улыбнулся в бороду чему-то своему…