Королева же удивлённо приподняла бровь. Лишь снеговик знал, что такой жест проявление крайней озадаченности.
- Ну, за весь мир не знаю - королева повертела какой-то ключ в руках – А собственно, что ты сам готов сделать ради этого.
- Я готов умереть за это – выпалил Кай
- Слова, красивые жесты, - проворчала королева – умереть легко, а ты готов жить за это??
- Что нужно делать – Кай уже не мог сидеть на месте.
- Ну, хорошо – медленно, как будто обдумывая каждое слово, продолжила королева – я дам тебе шанс, но только утром,
а пока отужинай со мной и спать. Силы тебе пригодятся. Все силы.
Утро во дворце снежной королевы блистало тысячами огней северного сияния отражающихся в миллионе граней дворца. У непривычного Кая от такого фейерверка огней заломило глаза. Но пока он спускался по лестнице, глаза привыкли и по длинному коридору он шёл, уже не щурясь. В конце коридора их ждала очень странная дверь. Нет не так, дверь была самая обычная, обитая какой-то клеёнкой и даже с порезами. И вот такая дверь могла находиться где угодно, но только не во дворце снежной королевы. Но ключ, как ни странно, подошёл, и распахнув дверь, королева пропустила вперёд Кая.
Комната была тоже обычная стены пол, высокий потолок, мебели не было, но комната не казалась пустой, её наполняла ёлка, да именно так наполняла. Большая, зелёная и пушистая, казалось, она была здесь всегда, и только потом, гораздо позже вокруг этой ёлки построили комнату. Единственным украшением этой ёлки были шары, ни мишуры, ни лампочек. Но шары были разные красные, синие, зелёные, они, казалось, светились изнутри. Ни когда у Кая не было ёлки. Школьная не в счёт. В школе он вообще бывал редко, а вот такая, чудесная. Что же в ней может быть, страшного, Кай не понимал.
- Понимаешь Кай – сказала королева – шарики это замёрзшие души тех, кто умер внезапно или умирал долго и мучительно. Я не знаю, кто их выбирает и превращает в эти ледяные шары, но ты можешь дать им покой. Но помни, что пока тает лёд, ты будешь ощущать всё то, что пережила душа. Ты можешь растопить шар в руках и пережить всю его боль от начала до конца, или сломать шар и тогда льдинки вопьются тебе под кожу и душа твоя станет чуть холоднее.
Кай взял в ладошки первый шар, красный как кровь и увидел.
Ночь тьма, он не знал, что тьма может быть такой, будто бы залепившей глаза. И только трассеры на секунду освещают их блокпост. Коробку доступную всем ветрам и дождям. И вот он шёл дождь, свинцовый дождь. Их предали, он сбился считать в какой раз, в этой войне их снова предали. Ещё вчера приносившие лепёшки и молоко сегодня они привели бандитов в тыл блокпосту. И сейчас их накормят свинцом в последний раз. Расстреливали их неторопливо и методично с господствующих высот. Только ночь и трассеры, и крики погибших ребят. И тогда он решил наказать за предательство. Ему не дотянутся до политиков развязавших эту войну ни до генералов приславших их сюда, он не сможет дотянуться даже до зажравшегося прапора, подсунувшего им дерьмовые бронники. Но вот кое до кого он может дотянуться. Миномёт бесполезный против снайперов стоял приготовленным к бою. Но враг пришёл не оттуда. Несколько секунд развернуть машинку зарядить и раз свит, и взрыв в центре аула и ещё и ещё. И только одна фраза в голове «Они предали нас».
На седьмой мине его подстрелили, и даже не ясно кто чужие или свои. Вот только аула уже не было был только огонь и камни. И вдруг что-то случилось бандиты, похоже, не ожидавшие такого ушли с высот. На блокпосту, пришедшие утром БТР насчитали шестерых раненых и сорок два убитых. В ауле 12 мёртвых женщин и восемь детей своих бандиты забрали. А он ещё был жив, умер он через полчаса.
Кай открыл глаза. Последняя капля стекала по дрожащим рукам. Но он уверенно потянулся ко второму шару.
Снеговику показалось, что на секунду лицо королевы дрогнуло, но это длилось лишь секунду. Потом она развернулась и вышла из комнаты
- Мальчик получил свою игрушку – сказала она - не будем ему мешать.
Второй шар был зелёный. Кай удивился, тогда он ещё мог удивляться, зелёный шар на зелёной ёлке не затерялся, выглядел он вполне уместно.
Шар был зелёный как тоска и безысходность заключённой в ней души.