К вечеру Альда переоделась в тёмно-синее платье с золотой вышивкой, увлекла всех к огню, села грациозно на шкуру медведя рядом с Гебо и пожелала вновь говорить о любви. Глядя на всё это и вспоминая былые свои чувства, Робер с облегчением почувствовал себя дураком.
"Если вам угодно, сударыня, – начал Гебо, – каждый месяц года имеет своё значение для человека, который желает познать себя." Альда опустила ресницы и, поцеловав алую розу, которую срезал для неё в саду Робер, спросила, есть ли в году месяц любви.
"Разумеется, – ответил Гебо, глядя на поцелуй розы, – этот месяц – май. А точнее, есть в конце мая два-три дня, когда на земле цветёт почти всё, имеющее цветы, и эта жажда любви в сумме огромна. Если двое влюблённых сближаются в эти дни, они объединяют своё желание с голосами миллиардов сердец цветов."
Опять! Гебо был так красив в этот миг, что Робер забыл обо всём на свете, потом спохватился и заставил себя успокоиться. Альда смотрела в середину розы: "Как же узнать, когда настанут эти дни любви?" Гебо улыбнулся: "Самые прекрасные из живых существ на земле – женщины и цветы – знают это. Только женщина может почувствовать, когда эти дни настанут и сказать об этом мужчине."
Робер залпом допил вино: ещё немного и он будет здесь лишний, но… Последние слова сказаны определённо мужчиной, но перед ним сидела божественной красоты женщина, две женщины, сладко беседующие друг с дружкой. А что думает Альда? Может, знает, догадалась, и они дурачат его? О, чёрт!
"Далее следует июнь, – нега, всё сущее полно сладостных воспоминаний о днях любви. Июнь – радостное ощущение плода в себе, плода любви. Август – роды, сентябрь – пестование."Альдины глаза выразили разочарованный вопрос, и Гебо пояснил: "Не понимайте буквально, мы говорим о познании себя, плод – это ты сам, но обновлённый, вновь родившийся, это творческое начало. Тогда октябрь – активная жизнь творческого "я". В это время поэты пишут больше стихов, художники яростнее трут краски, в головах светлых правителей рождаются светлые планы, дети хотят учить буквы. Ноябрь – пик этой творческой жизни. В декабре мы являем наши труды приходящему к нам каждый год Господу, а в январе принимаем Его Слово и весь февраль, словно бы во сне, пытаемся осознать это Слово, каждому – своё. И вот опять весна, март, счастливое состояние утра, когда последняя мудрость сна и первые мысли дня соединяются. А что говорил Господь каждому в январском сне? Что-то опять о своём единственном законе – Любви, и апрель – ожидание её, томительное предвосхищение…"
Робер бросил взгляд на Альду. Щёки её пылали, губы распухли – эта женщина была полна желания, и за окном, кстати, пел хор апрельских звёзд. Робер перевёл взгляд на Гебо и что он увидел в этих глазах! На шкуре медведя, охваченная светом огня, сидела сказочная женщина, и в глазах её в этот миг метнулся протуберанец невиданной силы. Всё бы было понятно, но сие существо смотрело на него и взглядом чуть не сбило Робера со стула. Это вино, чёрт бы его побрал! Он просто лишний здесь, ведь это влюблённые, а он дурак! А если это баба, то дура – Альда, или же это две насмешницы!
Робер опомнился только на дороге, загнав коня, упав вместе с ним, разодрав лицо о кустарник. Кругом была непроглядная тьма, россыпь звёзд горела неистово, и кровь в голове стучала.
Марион проснулась от того, что кто-то крепко схватил её на руки. В темноте увидев лицо Робера, она закрыла рот рукой, чтобы нечаянным вздохом не разбудить старую кухарку, спавшую с ней в кровати. Господин схватил её на руки и спешно вынес.
В нетопленой спальне барон опустил свою ношу на холодную постель, но скоро они оба уже не чувствовали холода. Утолив жажду, Робер зажёг свечу, чтобы увидеть женщину, лежащую с ним рядом. Он стянул с неё простыню и сбросил её на пол. Толстые груди Марион чуть дрогнули от этого движения, она стыдливо прикрыла рукой лоно и улыбнулась.
Утром Робер проснулся, почувствовав, что Марион встаёт и задержал её, взяв за плечо. Она покорно и охотно вернулась в постель. Её волосы пахли травой. Робер встал. За окном сияло солнце, разлив на полу тёплый золотой коврик. Он вспомнил вчерашний вечер у Альды как ночной кошмар, с хрустом потянулся и подошёл к кровати. Опять стянул с неё одеяло. Марион тихонечко засмеялась и медленно раздвинула ноги.
Настали тёплые дни, поднялась трава, всюду рассыпались цветы. Вот уже две недели Робер не отпускал Марион из своей комнаты. Гебо был прав, май – пора любви.
Постепенно пламя страсти пошло на убыль, Робер увлёкся охотой, листал книжки и был рад, что вновь обрёл себя.