Часто мысленно она спускалась по крутой каменной лестнице родного замка, а за ней спускались по ступеням её длинные темные волосы. Словно слышала она вновь эхом отдававшееся под сводами коридоров дыхание десятка отцовских псов: за ним всегда по замку бегала свора аланов. Он обожал собак, не запирал их никогда. Ему нравилось, что они ходят за ним повсюду, ловят еду из его рук, лежат на полу, когда он моется в кадке, спят у его кровати всей стаей, а на охоте страстно травят зверя по приказу хозяина. Этот крепкий старый рыцарь с квадратными ладонями и квадратными пальцами был единым существом со своими псами.
Когда к Флоранс пришла её пятнадцатая осень, отец отдал дочь в жёны другу, соседу сеньору Бернару Мило, – своему почти ровеснику, единомышленнику и собутыльнику. Бернар тоже имел квадратные ладони и пальцы, которыми он изредка крепко и коротко хватал Флоранс. А после засыпал мгновенно: даже со двора был слышен его храп из окна башни. Флоранс, став женой, не чувствовала себя несчастной, потому что мужу она очень нравилась. Хоть груб немного был и суров, но вполне благороден. Но Флоранс скучала.
Оживлялась она только когда танцевала в гостях и на редких праздниках. Иногда она просто ездила погостить к ближайшим соседям – Бернар отпускал Флоранс под охраной одного из своих преданных слуг.
По вечерам у очагов говорили и о Клингзоре, злом волшебнике, хозяине Пиренейских гор. Говорили, что его владения простираются на многие страны вокруг и даже Англию. Спор шёл о том, – не его ли рук дело – эта ересь? Или же наоборот: катары пришли поставить заслон от его чёрных дел? В замок Мило эти страхи тащила из деревни служанка, а Флоранс приходила на кухню перебирать фасоль и слушать манящие, страшные россказни. Всё это ей было привычно, так как ересь появилась тут на пару сотен лет раньше рождения Флоранс.
Но однажды весной скучным будням пришел конец, когда в Мило явился один менестрель. Он был бедного дворянского рода, пришёл из Прованса и, по его словам, направлялся в Испанию. В первый же вечер его пригласили в зал петь перед хозяевами замка. Юноша изящно, с достоинством поклонился и спел длинную балладу на местном окситанском наречии. Бернар захрапел на девятой строке, чему певец был, очевидно, рад: он пел для Флоранс.
Потом, в присутствии спящего, они разговаривали о разных предметах жизни. Осторожно рассматривали друг друга. Флоранс понравился глубокий и волнующий голос гостя. А тот почтительно, но очень нежно, выказывал затаённую любовную страсть, как это было положено в те времена. Флоранс знала, что её красота достойна восхищения, и происходящее ей было приятно.
Спустя несколько дней, Флоранс почувствовала верно, что, в конце концов, она уступит этому прекрасному странствующему певцу любви. Но и в самой смелой грёзе не предполагала, что за сладость придется ей испытать. Словно мощная рука остановила колесо её жизни и с новой силой закрутила его в другую сторону. Жизнь Флоранс уже не могла быть прежней. Что же совершил в ней этот волшебник своими поцелуями и долгими нежными ласками, своею страстью восхищения её негой? Чего стоило хотя бы то, что её любовный друг обнажал её совершенно, освобождая от одежды, как от старых ненужных волнений и тревог земной суеты? При том, что она, и другие люди раздевались донага только раз в месяц-два при смене белья. И купалась она в рубахе, муж владел ею всегда тоже полуодетым.
Флоранс родилась и выросла на родине ереси, но то, во что посвящал её возлюбленный, было чем-то большим, чем самая смелая ересь. Посмотри же, говорил её друг, на свод собора при входе – он напоминает расходящиеся лепестки роз или лоно женщины. Это внезапное познание входило через глаза, спускалось, распирая грудь и обжигая внутренность живота. Но любовник говорил: не держи жар в животе, Флоранс, опусти его ниже, а затем, как мяч пусть прыгнет в горло. Флоранс, неуверенно пробуя повелевать этим горящим шаром, мысленно опускала его чуть ниже и тут "это" вспыхивало солнцем, и всё тело охватывал свет и такая неслыханная нега, для которых не находилось слова! "Ты, как и все женщины, дочь Богини, самой Земли, – шептал ей трубадур, сдвигая платье с плеч, – и всё, что ты чувствуешь – есть божественный экстаз, то, что сам Создатель заповедал испытывать детям своим, дабы чувствовать Бога…"
Потом они лежали на траве, и Флоранс призналась: это охватывает не только тело, но и … душу! Ведь в каждой клеточке тела поёт радость! Трубадур улыбался, целовал Флоранс и отвечал, что Богиня-Создатель позаботилась обо всём.
Поначалу Флоранс ждала своего менестреля с нетерпением всякий раз, когда его не было в замке. Но однажды, чувствуя, что терпение её готово перетечь в раздражение, она вдруг поняла, что чувство, которое подарил ей друг, отныне принадлежит ей навечно. И она сама ему хозяйка! Тогда Флоранс убегала на горный луг, покрытый сладкими цветами и, подняв платье, опускалась голым лоном прямо на тёплые чашечки цветов. Закрывала глаза. Сама древняя Земля в тот миг устремляла во Флоранс свою силу любви и приносила экстаз.