Я смеялась, пыталась увернуться от щекотавших меня рук и пока что не думала о разводе. А вот о родственниках…
— Малиса, бабушка и дед — слишком много божественных сущностей для одной гостинцы, — я откинулась на подушку. — Как думаешь, может, закрыть гостиницу на ремонт? Пока хотя бы кто-нибудь не уедет?
— Не поможет, — усмехнулся Парис. — Тогда твоя кузина как минимум захочет помочь с интерьером.
Я представила себе, во что в этом случае превратится гостиница, вздрогнула от ужаса и резко передумала.
— Но хотя бы бабушку с дедом надо куда-нибудь отправить, — мой вздох вышел поистине мученическим.
— Подальше от любимой внучки? — насмешливо вздернул брови Парис. — Они уже дали тебе свободу, ты, по их мнению, воспользовалась ей не так, как надо.
— И дальше собираюсь пользоваться, — раздраженно дернула я плечом, — как считаю нужным. Мне скоро двадцать восемь. Пусть привыкают к мысли, что я давно не маленький ребенок.
Глава 49
Мою ладонь твоей накрой,
Твоей накрой,
Твоей накрой
И поклянись своей рукой,
Что будешь ты моя.
Я знал любви слепую власть,
И многих мук мне стоит страсть,
Но я любовь готов проклясть,
Пока ты не моя.
Мгновенный взор девичьих глаз
Мне сердце покорял не раз,
Но полюбил я лишь сейчас,
Красавица моя.
Роберт Бернс. «Мою ладонь твоей накрой»
Ближе к обеду в кабинете появилась бабушка.
— Ох, Вита, — покачала она головой и взъерошила мне волосы, — дед был в ярости, когда узнал.
— Ба, — поморщилась я, — это моя жизнь, и мой выбор. Как, кстати, вы узнали?
— Понятия не имею, что тебе наговорил этот оборотень, но когда совершается таинство брака, не важно, в каком мире и кем именно, бог-покровитель расы узнает об этом. В данном случае мы с дедом, как твои близкие родственники, почувствовали, что ты вышла замуж. А вместе с нами почувствовал и твой отец.
Ах, вот каким образом он так быстро объявился.
— Заодно и узнал, что у него есть дочь, — фыркнула я. — Сюрприз, полагаю, получился, что надо.
Бабушка скорбно покачала головой:
— Вита, милая, ты жизни не видела, не знаешь практически никого. Первый раз ты поспешила с браком, теперь ты повторила свою ошибку. Но в данном случае развод уже невозможен.
— То есть ты сразу поставила крест и на Парисе, и на наших с ним отношениях? — нахмурившись, уточнила я.
— Вита, вы друг друга не знаете, ты не любишь его, а он — тебя.
— Но без симпатии, искры между двумя, такой брак не совершился бы. Так?
Бабушка недовольно поджала губы и молча вышла из кабинета.
Действительно, что со мной, упрямой, спорить. Только даром время терять.
В течение следующих пяти дней я познавала все «прелести и радости» жизни в браке. Мы с Парисом могли несколько раз за день поссориться и помириться. Конфетно-букетный период, как и постельные игры, проходил у нас довольно бурно. Парис не горел особым желанием ухаживать за мной, я хотела романтики, а потому скоро по выражению лица оборотня вся гостиница знала, насколько хорошо у него идут дела на личном фронте.
С бабушкой и дедом, решившими остановиться в гостинице на неопределенный срок, мы обедали и ужинали, то втроем, то вчетвером. Мои любимые родственники не скрывали своего отношения к Парису и общались с ним сухо, заговаривая только при необходимости.
А вот Малиса… Малиса развернулась. Она соблазняла неженатых клиентов голыми коленками, устраивала вечера для пар и одиночек, пыталась даже украшать гостиницу, но тут уже я решила, что хорошего понемножку, и остудила ее пыл.
Через пять дней в дверь кабинета постучала Лина. Я, уставшая, взвинченная, после очередной ссоры с Парисом, уставилась на Лину недовольно, даже зло.
— Там твой отец, номер выбирает, вместе с какой-то женщиной, — ничуть не смутилась Лина. — Женщина эта на тебя очень похожа.
Я нахмурилась: кого еще принесло в гостиницу? Тем более, в такое-то время? Отец — понятно, видимо, захотел научить уму-разуму глупую дочь. А женщина? Да еще и похожая на меня?
Спускаться на ресепшн желания не было, но я все же вылезла из кресла и пошла вместе с Линой. Надо самой все посмотреть, разведать, понять, кто там пожаловал.
Отец, элегантно одетый, настоящий модник, действительно у стойки ресепшена выбирал номер, расспрашивая о чем-то Агнессу. Та отвечала, на этот раз не пытаясь строить глазки. Видимо, Лина успела просветить ее, кто именно пожаловал.
Рядом с отцом стояла женщина средних лет, невысокая, чуть сгорбленная, как будто на нее давил груз проблем. Она или плакала, или собиралась заплакать — платок был прижат к глазам.
Услышав наши с Линой шаги, женщина обернулась, растерянно посмотрела сначала на нее, потом — на меня и тихо позвала:
— Вита, доченька…
Я словно увидела себя в зеркале лет через двадцать. Те же черты лица, тот же разрез глаз, та же прическа. Только волосы у женщины были рыжими, а глаза — серо¬зелеными.
— Познакомься, Вита, — иронично усмехнулся отец, — твоя мать Ольгера. Не правда ли, трогательная встреча?
Мать? Источник Забвения не просто так называется. После него нельзя ничего вспомнить. И все же…
— Вита, доченька, — расстроенно повторила женщина.