Снежная робинзонада

Возвращаясь как-то с гидрологического поста, Гена Елисеев на пробитой в глубоком снегу узкой тропе буквально нос к носу столкнулся с молодым барсуком. Оба замерли от неожиданности. Через секунду барсук, круто развернувшись, кинулся наутек. Однако далеко уйти ему не удалось. Сбитый с ног приемом самбо и крепко стянутый ремнем барсук был завернут в телогрейку и торжественно доставлен на станцию. Полюбоваться на пленника собрались все свободные от дежурства зимовщики. Мелко дрожа и недоверчиво посматривая по сторонам, барсук сидел в углу конторы гидрологов. Неожиданно в комнату вошел «Дядя Вася», При виде незнакомца он ощерился, распушил задранный хвост, выгнул горбом спину и с высоким угрожающим воем — своей любимой боевой песней — двинулся в психическую атаку. Надо отдать должное его храбрости и самоуверенности, ибо барсук был раза в четыре больше кота. Сначала барсук оторопел. За свою жизнь он повидал в горах всяких зверей, но такого… Кот приближался медленно и неумолимо, как судьба. И тут, сделав стремительное, неуловимое движение, барсук укусил кота за нос. «Дядя Вася» исчез. На его месте с истошным криком крутился пегий вихрь. Затем кот огромными прыжками вылетел из комнаты.

Барсука окрестили Тишкой и решили оставить на станции. Насыпав перед ним целую горку хлеба и сахара, его заперли на ночь одного. Но тяга к свободе пересилила. Ночью барсук взобрался на стол и, разбив головой стекло, выпрыгнул наружу.

Наши собаки сидели в это время под окном и, задрав морды к звездам, тоскливо выли: извечная жалоба на неблагоустроенность собачьей жизни. Обычно господь не слышит обращенных к нему жалоб, однако на этот раз в ответ на собачий глас сверху раздался звон и вслед за этим прямо наголову ошеломленным псам упал барсук. Наутро мы нашли от него лишь хвост. Бедный Тишка!

«Собака — друг человека, а кот — почти брат», — как-то сказал один из нас, и был недалек от истины. Во время всех праздников «Дядя Вася» восседал вместе со всеми за столом, обычно рядом со мной, сохраняя на своей физиономии выражение достоинства и невозмутимости, как и полагается старому зимовщику.

Однажды мы решили женить нашего «Дядю Васю». Зимовщики с Ангрен-плато увезли отчаянно ревущего кота навстречу семейному счастью. На Кызылче сразу сделалось как-то пусто. Однако через несколько дней и «Дядя Вася» затосковал, видимо, по вольной жизни, по привычной компании холостяков и прибежал, вернее, приплыл по глубокому рыхлому снегу на Кызылчу, хотя самостоятельно шел по этому пути впервые. Мы долго не могли понять, что это такое, видя ныряющий в сугробах пегий хвост.

Вернувшийся был встречен с триумфом. «Дядю Васю» согрели, накормили, даже раздобыли где-то граммов двадцать спирта, чтобы не простудился. Усталый, немного захмелевший кот сидел в середине нашей компании, смотрел на нас зелеными глазами, и на морде у него было написано: «Братцы, я с вами, я ваш навеки!»

Путешествие в весну

Как-то в марте на станцию поднялся гидрометнаблюдатель водомерного поста Четыксай — Улумбеков и принес небольшой букетик подснежников. Приятно было узнать, что внизу на южных склонах уже цветут первые вестники тепла. А на Кызылче еще нередки метели и высота снега больше полутора метров. Пост Четыксай, как и пост на дне ангренского каньона, стоит на дне долины и закрыт от ветра.

Улумбеков получил на станции более двух пудов своего пайка. Нужно было помочь ему дотащить груз до дома, и Слободян послал меня. Заодно я хотел дойти до устья реки Иерташа, где на остановке «двадцать шестой километр» дороги Ангрен — Ко-канд был небольшой магазин. Расстояние меня не смущало. Еще как-то осенью, окончив сооружение «Филиала», мы с Насыровым получили два дня отдыха и отправились через Ангрен-плато на дно каньона к старому знакомому Глизеру. Наловив с ним рыбы, мы несколько килограммов ее принесли на станцию, пройдя в общей сложности четыре десятка километров по горам.

Чуть сгибаясь под рюкзаками, мы с Улумбековым двинулись в путь. Зашелестел под лыжами плотный снег. Пока спускались до устья реки Головной — самый крутой участок спуска, — пришлось несколько раз попробовать твердость наста различными частями своего тела. Пять верст от станции до Кутыр-Булака прошли за полчаса. Но дальше дорога пошла петлять по дну ущелья среди кустов и камней, а глубина снега уменьшилась до двадцати — тридцати сантиметров. Вокруг — каменная фантазия: замки, башни, ники, пирамиды, ступенчатые стены, крутые конусы осыпей, узкие теснины… Снежные шапки придавали каменным изваяниям совершенно сказочный вид. Местами со скал свисали огромные сосульки замерзших родников.