Снежная сакура

Наталья Филатова Снежная сакура

Предновогодье — так я называю этот период: подвести итоги и успеть загадать желания. Три рассказа — как три ступеньки по дороге к празднику, и конечно мои небольшие стихотворения, чтобы лучше понять настроение.

Самоубийство цвета марсала.

(рассказ первый)

Стекла разбитые —

зеркала реальности,

в каждом осколке

свой мир отражается…

А ты знаешь, Бальзак или Дюма, выпивал по сорок пять чашек кофе каждый день! — выпалила Анечка, и взмахом своих наращённых ресницами подчеркнула важность своей мысли.

— Говорят это его погубило, сердце не выдержало. Вообще, странные эти мужчины, ради своей слабости готовы на все, — фыркнула она, отчего её накаченные силиконом губы самостоятельно продолжали движение вверх-вниз, словно потеряв опору в реальности. Лицо исказила странная гримаса — смесь отвращения и презрения.

— Никакой силы воли! — моя собеседница продолжала возмущаться поведением мужчин. — Только женщины могут стойко переносить страдания — ради красоты. На пути к мечте я готова на многое… — Глубокий вздох привёл её грудь, шедевр хирургии, в состояние попытки бегства на свободу, пытаясь разорвать оковы белья и платья.

Ох уж эти, мужики! Всегда найдут оправдание своей слабости. Талантливые — пьют от недостатка славы и денег, богатые — пьют, потому что думают, что всем нужны только их деньги, — Анечка пыталась скорбно поджать губы, но получилась знаменитая уточка.

— И только бомжи пьют в удовольствие и не торопясь, — подвела итог я, стараясь не засмеяться, наблюдая телесные колыхания подруги.

Анечку же погубит желание удачно выйти замуж и нож пластического хирурга, но каждый имеет право на самоубийство ради удовольствия, — мысли пролетали в моей голове, как скорый поезд мимо полустанка.

Я наблюдала, как отрешившись от мира, моя собеседница любовалась новым маникюром на ноготках, машинально выводила пальчиком невидимые сердечки на поверхности столика. Покрытие "кошачий глаз" на ногтях переливалось, гипнотизируя её.

Милая и добрая, но слишком наивная Анечка поддалась порыву моды, и начала качать тело и лицо. А мечта её стара, как мир — надежда найти себя рядом с другим человеком. Будет ли она счастливее?

Кто я такая, чтобы судить других? Могу ли оценивать чужие поступки, определяя цену справедливости? Обладая большим чувством эмпатии, я всегда чувствую душевное состояние людей, невольно целиком погружаясь в него. Потому стараюсь общаться с позитивными людьми, но иногда не могу пройти мимо тех, в чьих глазах застыло отчаяние. Пытаюсь помочь, ободрить, выслушать, но … Если человек сам не готов изменить своё отношение к жизни, вряд ли кто-то ему поможет, тем более я.

Взваливая на себя ответственность за другого человека, — зашептал на правое ухо мой внутренний философ. — Ты как бы отрекаешься от части своей жизни, вычёркиваешь ее, тратя на поступки, которые — по сути, не нужны никому, тем более "спасаемым". Обычно ничего, кроме чувства унижения, "благие намерения " у них не вызывают. Ведь человек понимает, что он мог бы сделать все сам, но не справился. Часто вместо благодарности у спасаемого появляется комплекс — своей слабости и никчемности. Нет, я не гожусь на роль спасителя, меня слишком быстро заполняют чужие эмоции. И становится выбор: или я, или этот человек. Когда меня переполняют чужие чувства, возникает мысль о самоубийстве. Но инстинкт самосохранения оказывается сильнее совести, и я сбегаю, мучимая угрызениями совести. Не все люди готовы признаться самому себе в своих недостатках — решила я.

Откинувшись в кресле, огляделась вокруг. Мы сидели в модной кофейне. Полутьма, мягкие изящные диваны, приятные акценты в дизайне — все создавало атмосферу романтики и блаженства. Кофе и пирожные доставили из гастрономического рая для одиноких женщин. Что может быть лучше для дофаминового транса, чем россыпь маленьких красивых пирожных? Именно размер имеет значение! Вроде и не обжора, значит — не поправишься, и совсем недорого выходит, если съесть одно — уговариваешь свою совесть, а потом…

Но это уже не важно — за удовольствие надо платить! Все происходит из-за сопротивления генетической природе! — из глубины сознания всплыла мысль.

Но она была уничтожена невыносимым скрежетом, грохотом, криками. Помещение закачалось, столики зашатались. Кофе, вырвавшись на свободу, расплескалось по моему новому платью…

— Это конец, наверное… — я даже не почувствовала боли от горячей жижи на коленях, потому что в голове взорвалась бомба и озарила ослепительно белым светом все подсознание, выпуская на волю страхи. Я решила — землетрясение! Почему то всегда оно пугало меня больше всего, наверное, потому что шансы спастись зависели только от удачливости, которая редко ко мне благоволила.

Это все мысли о самоубийстве, — кричал рассудок, — накаркала!

Я, собрав остатки разума, подняла глаза. В темноте проявилось пятно света, там, где раньше была дверь. Нарушая правильность пятна, торчал капот машины.