Снежная слепота

Она пользовалась последним достижением техники – нагревательными элементами, встроенными в ее тротуар шесть лет назад, когда она покупала этот дом, и при любом снегопаде тут можно было кататься на роликах. Не то что Грейс чуралась физической работы, но в эти дни она пряталась от многих людей и ни в коем случае не хотела показаться на воздухе с лопатой в руках в противостоянии с миннесотской зимой. Скорее всего, никто больше не собирался покушаться на нее, но давать кому-то такую возможность было бы откровенной глупостью.

В этот вечер, укрывшись за стенами уютного маленького домика, который стал ее крепостью, Грейс позволила себе распуститься.

Никто никогда не видел Грейс в таком одеянии, кроме Чарли, конечно, но, поскольку человеческая речь была единственным фокусом, которым пес не владел, он промолчал. Фланелевая пижама была подарком от Родраннера; мягкая, теплая и, да благословит Бог внимательного мужчину, черная. Конечно, покупка эта была сделана продуманно – брюки были достаточно широкие, чтобы обеспечить легкий доступ к «дерринджеру», который она держала примотанным к лодыжке, когда работала дома. Но казалось, что мягкость легкой фланели таила в себе опасность. Грейс любила, чтобы между ней и окружающим миром была плотная тяжелая ткань.

Будь это кто другой, а не Магоцци, она не открыла бы входную дверь. Он скорчил глупую ухмылку, увидев ее в таком облачении.

– Никак ты в пижаме. Меня это очень вдохновляет.

– Ты рано явился, Магоцци.

– Я подумал, что смогу помочь тебе готовить.

– Ужин уже на плите. Я как раз собиралась одеться.

– И с этим я могу помочь.

Грейс отступила в сторону, пока Магоцци вешал пальто и здоровался с Чарли. В эти дни он бывал так часто, что пес больше не кидался к нему со всех ног. Он, как и раньше, проявлял радость при его визитах, но она была чуть сдержаннее, уважительнее, словно Чарли своим щенячьим мозгом понимал, что Магоцци находится в переходной стадии от товарища по играм к хозяину. Сама Грейс не знала, как к этому относиться.

– Для копа, которому преподнесли два свежих убийства, ты в очень хорошем настроении.

Магоцци даже не поднял глаз, продолжая гладить собаку.

– Ты уже слышала?

– Звонили Харлей и Родраннер, сказали включить телевизор.

Он выпрямился и мрачно посмотрел на нее:

– Они были копами, Грейс. Оба.

За те полтора года, что Магоцци знал ее, он практически не видел, чтобы Грейс внешне выражала какие-то эмоции. Она приближалась к тридцати пяти, но на лице ее не было и морщинки, в углах рта – следов улыбок, а между бровями – намеков на хмурые складки. Словно смотришь на чистое лицо ребенка до того, как беды и радости жизни оставят на нем свои неизгладимые следы, отчего Магоцци постоянно испытывал легкую печаль. Но иногда, вплотную присматриваясь к Грейс, он видел в ее глазах то, о чем она никогда не говорила.

– Сочувствую, Магоцци, – сказала она, и он почувствовал, как закрылась дверь, за которой остались и окружающий мир, и все те ужасные вещи, что в нем творились.

Она взяла его за руку и провела на кухню, проверила то, что варилось на плите, налила два стакана вина и села напротив него за кухонный стол.

– Расскажи мне об этом, – попросила она, и Магоцци пришло в голову, что эта женщина никогда раньше не говорила ему таких слов. Они звучали как магическое заклинание.

«Это то, что у Джино с Анджелой, – подумал он. – Ты приходишь домой измотанный и злой, и тут тебя встречает восхитительная женщина, которая в самом деле хочет знать, как у тебя прошел день». А это отнюдь не мало. Это не просто вместе проводить время; она хочет делить с тобой и то время, что вы проводите врозь, и, насколько Магоцци был убежден, это вызывает желание провести и жизнь вместе. Он подумал, понимает ли Грейс смысл своих действий.

– Чему ты улыбаешься, Магоцци?

Магоцци начинал ненавидеть собственный дом. Он был темен, пуст, и, что хуже всего, в нем не было ни женщины, ни собаки. Было невероятно трудно сегодня вечером оставлять Грейс, но его ждал ранний звонок и огромная куча накопившихся донесений, с которыми надо было справиться к утру, а если бы рядом с ним сидела Грейс в своей фланелевой пижаме, об этом не могло быть и речи.

Он вынул из холодильника бутылку светлого эля, включил телевизор и застыл в ожидании десятичасовой сводки новостей.

Команда новостников весь день отрабатывала эту тему, добиваясь максимального воздействия, и это у них получилось. Драматические страстные тексты, пронизанные такими эпитетами, как ужасно, невероятно и чудовищно, хорошо сочетались с искусным монтажом, который в конечном итоге представлял четко обозначенное и охраняемое место в виде стадиона во время футбольного матча. Особенно выразительными были лица кричащих и плачущих детей, когда они смотрели, как крепкие ребята в синих мундирах разваливали одного снеговика за другим. Все без исключения каналы показывали миннесотских полицейских как сборище бессердечных идиотов.