Снежная Золушка

О чем я там рассуждала? Какое амплуа выбрать? Побуду для разнообразия собой! К бесам попытки подстроиться под кого-то, притворяясь послушной серой мышкой или благочестивой леди. И стремление шокировать, действуя наперекор, тоже к бесам! Это ведь мой шанс не только проявить себя, сделав доброе дело, но и разобраться в себе, понять, кто я есть на самом деле и чего хочу добиться в жизни. Испытание, которое надо достойно пройти. Урок, полученный от ведьмы, с ней я, кстати, непременно поквитаюсь, как только найду способ вернуться домой. Но сначала надо решить судьбу Олли, его папы и… мамы!

Да, надо… знать бы еще, куда эти лисы запропастились.

Я всерьез задумалась над тем, чтобы, забыв о приличиях, спуститься вниз и поискать лисенка с Арво, которые, судя по всему, заблудились в шкафу, пытаясь найти там сменную одежду для меня. К счастью, разгуливать в простыне по чужому дому не пришлось, потому что в комнату без стука влетел запыхавшийся Олли с целой охапкой каких-то женских вещей.

Женских, так-так… Вот и повод появился выведать что-нибудь интересненькое про его матушку.

— Скажи, а чьи это наряды? — спросила осторожно, присаживаясь на кровать рядом с маленьким альдоном, который забрался туда с ногами, сбив покрывало. Хорошо хоть тапки скинул, чудушко белобрысое!

— Мамкины, — без особого трагизма сообщил он.

— Мамкины? — пробормотала я, рассматривая вещи. Два платья простого покроя, одна белая рубашка из ситца, две пары вязаных носков и штаны, в которых я однозначно утону, если надену. Они точно его матери? Может, все-таки папа свои одолжил?

— Но ты не думай, Белла. Мама не против! — спохватился он. — Хвостом клянусь! — добавил серьезно. Его пушистая часть тела в панике заметалась, реагируя на это заявление, но малыш быстро пресек бунт, поймав хвост за кончик.

— А где она, твоя мама? Если, конечно, не секрет, — продолжила расспросы я, не забывая при этом восхищаться ее нарядами, радуя тем самым ребенка.

Не то чтобы они были прям ах — на самом деле и ткань грубовата, и из украшений лишь чуть-чуть вышивки на лифе и поясе, да и фасон странный: приталенные и чуть расклешенные от бедра. С разрезами по ногам, открывающими… в моем случае почти все, потому что и в платьях я тоже, кажется, утону. Но в простоте крылось удобство, а это очень даже достойно восхищения.

— Мамка умерла, когда я появился на свет, — вздохнул Олли, с грустью глядя на ее одежду. Без слез и без затаенной боли. Наверное, ему было проще, ведь если она погибла при родах, значит, он никогда ее не видел, не успел привязаться и полюбить… как я свою.

— Прости. — Я закусила губу, не зная, что сказать. — Моя мама тоже… умерла, — выдавила, внезапно осознав, что слова даются очень тяжело, будто при саднящем горле, хотя заболеть мне благодаря стараниям альдов не удалось. — Пять лет назад.

— Она была хорошей? — вскинул голову лисенок, впиваясь глазками в мое лицо. — Красивая, наверное… как ты, да?

— Да. — Я улыбнулась, радуясь его живому интересу. — Она была гораздо лучше и краше меня!

Странно, но за все это время, прошедшее после похорон, я так ни с кем толком и не поговорила о самой важной и самой любимой для меня женщине. Папе и без того было плохо, не хотела мучить его воспоминаниями еще больше. Слуги… они славные, правда. Но не настолько близкие, чтобы выворачивать перед ними душу. А больше ведь никого и не было. Ни братьев, ни сестер, ни друзей, которые ближе родни. Одни только знакомые и те, кто работал на нашу семью. Меня бы выслушали многие, даже пожалели, но… понять мог только Олли, который тоже потерял маму и так же, как я, по ней тосковал.

— А как ее звали? — допытывался малыш, забавно шевеля мохнатыми ушками.

— Лилианна… Лили. А твою?

— Кэйса. Она была первой красавицей Альдъера. За ней даже наш градоправитель бегал, но мамочка выбрала папу, потому что папа…

— …хороший, — закончила я за него, вспомнив нашу встречу в лесу.

— Самый лучший! — заявил мальчонка с гордостью.

— Даже не сомневаюсь, — пробормотала я, присматриваясь к зеленому платью, которое зрительно выглядело чуть поуже синего.

— Скучаешь по маме? — спросил Олли.

— Угу. Особенно ночами, — призналась я. — Даже плачу в подушку, бывает, но тсс, никому не говори. Засмеют. Я же уже взрослая девочка, мне нельзя плакать.

— Можно, если очень хочется, — со знанием дела шепнул он. — Я мужчина, мне тоже нельзя, но иногда… — Лисенок смущенно потупился и тронул меня за руку, чуть погладил плечо. Лапочка моя пушистая, до чего же ты милый! И добрый. Может, стоит Марго спасибо сказать за такое перевоспитание? Хотя нет, если прознает ведьма, что меня тут добрые альды приютили, отправит еще куда-нибудь… например, к ярнилам, которые сожрут незваную гостью и не подавятся. — Я тоже скучаю. Мама мне снится… часто. Прекрасная, как Снеженика. И всегда-всегда улыбается, только почему-то молчит, — поделился со мной Олли. — Но знаешь что…

— Что? — вскинула бровь я, ослабляя запах простыни, которую намеревалась сменить на платье.

— Это нам тут без них плохо, а им там хорошо! — заявил он убежденно.

— На небесах? — уточнила я.