Снежник

Я провожу пальцем по витражу с волчицей, обрисовывая контур неведомой метки.

Таких полным-полно в холодном Айсбенге. Высеченных на каменных скалах рядом с Северным морем и кровоточащих, словно застарелые раны. Рубцы, служащие напоминаньем о том, что забыто. Я закрываю глаза, вспоминая.

Говорят, они лежат на нашей земле не один век. И легенды гласят, что их оставила валькирия: Гондукк обрекла Айсбенг на вечное ледяное проклятье, когда ее чувства отверг возлюбленный волк — Хейльден.

Но я этим историям не верю. Слишком уверена я, что они возникли гораздо позже того, как холод пришел на наш полуостров и поглотил его целиком, безвозвратно.

Айсбенг — наш ледяной склеп. И тут уж ничего не поделаешь…

Я касаюсь древних книг на полках и думаю, что некоторые из них могут быть написаны раньше, чем на мою родную землю навлекли губительные несчастья. И бумага в них цела лишь только потому, что в старинные рукописи было вложено немало силы.

Если закрыть глаза, можно ощутить их свет. А в современных книгах нет ни искорки священного колдовства. Инквизиция и тут постаралась… Если бы фасции знали о немыслимых сокровищах, таящихся в поместье Таррума, их всех, не колеблясь, бы уничтожили.

Мое внимание привлекает книга, горящая ярче остальных, что путеводная звезда среди вечного мрака. Она стоит на самом дальнем стеллаже, притаившись в неприметном углу. Не задумываясь, я подхожу к ней и пытаюсь достать. И ошеломление настигает меня.

Она новая. Написана в этом веке, а не раньше. И стоит мне опустить веки, горит немыслимо слепяще.

Вдруг я понимаю: вижу свет не самой книги, а того, что в ней. Раскрываю толстый талмуд и между страниц нахожу спрятанный, пожелтевший по краям, исписанный лист цвета моржовой кости.

Который старше всего, что находится в поместье Ларре, и, возможно, того, что только может быть в Аркане.

Мне нужно немало времени, чтобы разобрать все то, что написано на бумаге, но одно слово на ней сразу привлекает мой взгляд.

Еще бы! Его ведь совсем недавно выводил гусиным пером Дарий. Короткое. Родное. Знакомое.

Волки.

Слышу скрип отворяемой двери и быстро прячу листок среди складок своего платья. А уже не представляющую для меня интереса книгу ставлю на место.

— Если будешь достаточно усердно заниматься, сможешь скоро сама перечитать всю библиотеку Таррума, — обещает учитель. Но я в это не верю. Не собираюсь оставаться в столичном поместье Ларре так долго.

— Продолжим? — предлагает Дарий.

* * *

С тех пор, как хозяин поместья уехал, проходит уже больше недели. Все это время за мной по поместью неустанно следуют Инне и Брас. А я нередко мстительно думаю, как было бы хорошо, если бы Ларре не вернулся живым. Если бы на войне его достаточно потрепали…

Но чутье мне подсказывает обратное. Такого человека, как норта, пленившего меня, легко не возьмешь… Слишком силен, крепок.

А главное — ему есть, зачем возвращаться. Слишком держу его я. Ведь только рядом со мной не ощущает Ларре Таррум той тяжести груза, что всегда на нем, отпускают его волнение и беспокойство.

Кому как не мне это знать…

— …Если бы не твой взгляд, можно было бы забыть, кем ты, на самом деле, являешься, — однажды вечером с тоскою говорит мне Дарий.

— А что с ним не так? — тогда я спрашиваю его.

— Такой дикий… Исподлобья. Так лишь одни звери глядят, — признается айвинец.

А мой собрат найдет покой только в лесу — с теми, кто одной с ним крови. Стая делает нас сильнее. Поодиночке наследникам великих волков не выжить…

Одиночество нас убивает.

* * *

«Бум», — громко бьют в передней часы, — «Бум!» — разносится по поместью тревожно. Не просто напев — призыв. Словно пронзительное пение медного охотничьего рога, будто долгий удар набата колокольни… Раскатистый клич схватиться за ножны, пугающе оскалить клыки. Ведь когда-то волки тоже смели держать клинки из ледяной, что айсбенгский ветер, тяжелой стали.

А у меня в руках лишь кухонный нож. Тот, что стащила тайком, пока никто не заметил. На блестяще-сверкающем лезвии темнеют мутные пятна бычьей крови. Орудие мясник не успел вымыть и вычистить, как я подобрать умудрилась. Мне повезло…

«Бум…» — доносит до меня тихое эхо.

Втягиваю ноздрями запах. Густой, словно смола, и режущий, как кислый дух трактирного спирта. Сзади раздаются громкие, уверенные шаги.

— Что это ты тут делаешь? — недовольно спрашивает Инне.

Он не замечает скрывающегося в складках моего платья серебряного блеска стали, не ощущает сквозь ткань ее пронзительного мертвого холода.

Всего одно волнующее движение. Один шумный вздох. Один удар стучащего сердца. Мои пальцы вцепляются в дерево так крепко, что ногти царапают его твердую гладкую поверхность.

С разворота меж крепких ребер мужчины мне попасть не удастся. А вот шея его уязвима, хрупка…

— Я задал тебе вопрос, шавка, — брезгливо бросает друг Браса.

Он морщится, а я нападаю. Но Инне успевает вскинуть руки, защищаясь от моего удара. Но я не сдаюсь, дальше давлю, хотя воин Ларре сильнее.

Запах его человеческой крови пьянит. Она стекает на пол, усеивая холодный камень брызгами пятен. Горячая, слизкая…