Снежное видение. Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке (СИ)

Жена внимательно и долго глядела на меня, будто впервые увидела. Потом мирно улыбнулась:

— Пусть будет так. Поезжай в свои горы. Только вернись без метки на лбу.

***

Проехав около тридцати кёс[9] до Тумус-Таса, я поставил у его ближних отрогов тордох. Осмотрев на следующий день угодья, убедился, что охота должна быть удачной. Боясь чучуны, поначалу кружил неподалеку от своей стоянки, но затем осмелел, поскольку «дикий человек» не появлялся. И тогда я стал забираться все глубже в горы.

Стояло морозное ноябрьское утро. Зимнее солнце едва выглядывало из-за вершин. Изморозь покрыла ветви деревьев, осела на камни. День обещал быть погожим и теплым.

Я растопил снега, вскипятил, попил чаю и принялся кликать бродивших поблизости оленей:

— Мах, мах, мах!

Когда первый из них подбежал ко мне, я невольно вздрогнул: на нем было седло! А я вчера вечером собственными руками сложил все седла на лабаз, все четыре. Глянув на закрепленную между деревьями площадку, я увидел на ней только три седла. Значит, началось, кто-то ночью взял с лабаза седло и оседлал оленя. Я снова с опаской перевел взгляд на ездового: седло на нем было закреплено не на передних лопатках, как положено, а на середине спины, причем топорщилось оно задом наперед и подпруги все были спутаны.

— Оок-сиэ! Ну и дела! — только сумел выдохнуть я и почувствовал, как под шапкой зашевелились волосы. Однако постарался не подать виду. Постоял, чуть успокоился. Зубчатые скалы вокруг немо глядели в небо и не собирались раскрывать тайны.

«Почему же он не отправил меня, спящего, на тот свет? Решил попроказничать, как ребенок?.. А где его следы?.. Нет. Их затоптали олени. К тому же, старики говорили, что брать след чучуны нельзя, кажется, об этом предупреждал и Оронча… — Мысли мои лихорадочно метались. — Значит, он ходит по ночам, а днем спит. Это уже неплохо. Да и мы не из робкою десятка, еще повоюем. Кольчуга на груди, нож на боку, ружье в руках. Легко не возьмет… Если он сейчас наблюдает за мной, то надо показать, что я его не боюсь…»

Я не спеша снял с оленя седло, приладил его как надо, собрал остальных оленей и погнал их к тордоху.

Когда я уже входил в жилище, за спиной раздался громкий смех. Вздрогнув, я обернулся. Эхо несло смех от горы к горе и казалось, что смеются за каждой из них.

* * *

Угодья оказались богатыми, то тут, то там тропу мою пересекали следы чубуку, диких оленей, лосей, росомах, волков, лис, то и дело раздавалось хлопанье крыльев глухарей, рябчиков и куропаток. Охотничья душа пела, порой я увлекался настолько, что забывал и про чучуну, и про всех прочих духов и привидений.

Я поднимался по очередному распадку, когда вдруг раздался пронзительный свист. Я глянул вверх: навстречу мне по ложбине мчалось стадо диких оленей. Ветер дул с их стороны, потому они не могли учуять моего запаха. Я встал за ствол дерева, быстро зарядил ружье. Стадо подлетело почти вплотную, после первого выстрела олени сгрудились, затоптались на месте, и я выстрелил еще два раза. Мог бы сделать и четвертый выстрел, но остановил себя: в нечистых местах стрелять больше трех раз нельзя, так гласит поверье. Да и этих выстрелов оказалось достаточно, на снегу лежали два больших самца.

После первого выстрела я услышал человеческий крик и боковым зрением заметил, как у одного из дальних уступов вихрем взметнулся снег и за ним мелькнула какая-то тень. Сейчас там было тихо. «Это он. Следил за мной. Видимо, никогда не слышал ружейных выстрелов, испугался. Может, это и к лучшему, вдруг да и совсем уйдет».

Отрубив топориком голову одного из оленей, я взял ее в руки и поклонился на все четыре стороны и громко произнес:

— Дух Горы! Помоги-спаси! Будь мне солнцем! Спаси меня от невидимой силы, от невидимого врага, если он хочет погубить меня! — Потом повернулся в сторону уступов, за которыми скрывался чучуна, и обратился к нему: — Бродяга-брат, друг мой чучуна, не направляй против меня своего волшебства, не разгоняй мою добычу, не трогай моих оленей. Прошу тебя, отведай первой добытой мной свежатины! Я не хочу быть твоим врагом, нам хватит тут места обоим.

Эхо разносило мои слова. Я долго ждал ответа, но его не последовало. Добыв мозг оленя, я разбросал его по снегу. А потом набрал полные ладоши свежей крови и омыл ею лицо, говорят, кровь жертвы духам имеет большую силу, охраняет от любой напасти. Хоть лицо и стало пощипывать от замерзающей на нем маслянистой влаги, но я почувствовал облегчение, видимо, по-настоящему поверил, что теперь менее уязвим.

До конца разделав оленя, я сложил мясо и печень с сердцем в котомку, сверху приладил к ней голову с рогами. А второго оленя оставил на месте нетронутым — чучуне.

Вернувшись к тордоху, смазал кровью рога всем своим оленям. Достал на переметной сумы аркан, тоже пропитал его кровью и намотал на рога того самого оленя, что ночью оседлал чучуна. Теперь он будет огражден от порчи. Голову с рогами приладил над входом в тордох: если злой дух попробует войти в жилище, то наткнется на них и отступит.